были чем-то важным, она знала: надо сообщить Солу о своем открытии. Крыса развернулась, чтобы бежать.
Чья-то нога громко топнула об пол перед ней, перекрыв дорогу в брезентовый лабиринт.
Крыса в ужасе бросилась прочь.
Обезумев от страха, она носилась по замкнутому пространству, слепо натыкаясь то на ноги стоящей девушки, то на руки лежащего юноши, исступленно царапая когтями брезент.
Вдруг она услышала тихое посвистывание, живую маршевую мелодию, и остановилась, трепетно и изумленно прислушиваясь. Потом звуки стали возбуждающими, влекущими, она услышала, как на пол падает сочная, жирная еда; крыса развернулась и решительно засеменила к источнику чудесных звуков, страстно желая поскорее найти все это великолепие.
Потом свист прекратился.
Крыса уставилась в глаза человека. Ее быстро схватили. Она неистово билась и до крови кусала сжимавшие ее пальцы, но те не разгибались.
Глаза, не отрываясь, смотрели на нее с безумным напряжением. Крыса в ужасе пронзительно завизжала.
Движение было резким и быстрым.
Дудочник снова и снова бил крысу головой о деревянный пол, пока ее голова не расплющилась, превратившись в дряблый, бесформенный отросток.
Он поднес трупик к лицу и скривился.
Затем потянулся к маленькому магнитофону на полу и убавил звук. «Город ветра» еще можно было расслышать, но теперь он больше угадывался подсознательно.
Фабиан и Наташа одновременно повернулись, глядя на него в замешательстве и недоумении.
– Все хорошо, все хорошо, – сказал он успокаивающе. – Вы будете слушать, только очень близко. Мне придется сделать немного потише. Мы привлекаем внимание. А нам ведь это пока ни к чему, правда? – Он улыбнулся. – Прибережем это для клуба, хорошо?
Он ногой подвинул магнитофон поближе. На полу повсюду валялись использованные батарейки, тревожно катаясь от качки.
Наташа и Фабиан успокоились.
Фабиан откинулся назад и начал писать свою картину.
Наташа продолжала играть «Город ветра». Пусть и немного напрягая слух, оба слышали то, что хотели услышать.
Дудочник осторожно приподнял край брезента. Внимательно вгляделся в темноту вокруг судна бесцветными глазами.
На набережной Альберта никого не было. Пит посмотрел на огни Парламентского дворца.
Потом замахнулся и бросил крысиное тельце в Темзу.
От него пошли круги, на воде появилось еще одно темное грязное пятно среди множества других. Маленький трупик медленно сносило течением, увлекая к Вестминстеру, на восток.
Часть шестая
Джангл-террор
Глава 26
Настала ночь джангла.
Воздух накалялся. Возбужденная молодежь, одетая по последней моде, стекалась в Элефант-энд- Касл.
Низкие облака, красноватые в свете уличных фонарей, огромными клубами мчались по небу. Казалось, Лондон полыхал огнем.
Полицейские машины молниями проносились по улицам, обгоняя другие – те, что неуверенно двигались в Ламбет, извергая пульсации из динамиков. Кое-где слышалась танцевальная музыка или рэп, глухой и апатичный, и повсюду гремел драм-энд-бейс, лихорадочно пульсирующий, неукротимый и непостижимый.
Водители высовывали локти в открытые окна, лениво кивая в такт музыке. Из окон рвались басы, мелькали пестрые наряды, все машины были набиты битком. Не заглушая двигателей и сотрясаясь от ритмов, они во всем великолепии выстраивались на красный свет перед зеброй перехода, едва сдерживаемые полицейскими патрулями. Они рыскали от перекрестка к перекрестку в поисках места для парковки.
Из всех окон раздавались громкие крики, сотни голосов дружно подхватывали слова звучавших повсюду любимых треков, это была восторженная прелюдия к вечеринке.
«Loverman!» – неслось повсюду. «Check yo'self!», «Gangsta!», «Jump!», «Fight the Power!», «This is Darkside!».
«I could just kill a man!»
«Six million ways to die!»
В этот вечер они смотрели только друг на друга. В одежде от Карла Кани, Кельвина Кляйна и Канголс, они подъезжали на машинах и приходили пешком, как конкистадоры. Толпа заполонила улицы к югу от Ватерлоо, домашние мальчики и крутые девчонки шагали в одной колонне мимо испуганных местных жителей, которые на их фоне казались бледными тенями.
