Никто из троицы не хотел умирать. И если они не придут к согласию в своих спорах, это неизбежно приведет к гибели одного из них. Животный инстинкт самосохранения сдерживал каждого из троих. Эта битва требовала безоговорочного самопожертвования.
Сол смутно осознавал, что в их планах он был жизненно важной составляющей, что в конечном счете он был тем оружием, на которое они рассчитывали. Но это пока не пугало его, поскольку он никак не мог отнестись к происходящему серьезно.
Через несколько дней Лоплоп и Ананси исчезли. Сол остался с Крысиным королем.
Когда они прогуливались, или взбирались куда-нибудь, или ели, он чувствовал, что становится сильнее и сильнее. Поднявшись на газовую башню, он глядел на Лондон сверху и возбужденно спрашивал себя: «Как же я забрался сюда?» Их путешествия по Лондону стали более редкими, случайными. Это огорчало Сола. Он двигался все тише и все быстрее. Он хотел странствовать, хотел ставить свои метки – иногда буквально: он открыл для себя удовольствие поливать стены крепко пахнущей мочой и знать, что этот угол теперь принадлежит ему. Запах его мочи изменился, как и голос.
Когда он просыпался, Крысиный король всегда был рядом. Первое опьянение, новизна существования в ином мире, перпендикулярном миру людей, оставленному им, прошло, и теперь незаметное и быстрое мелькание дней приводило Сола в уныние. Жизнь крысы оказалась скучной.
Иногда он еще ощущал выброс адреналина, но это были нечастые моменты.
Он знал, что Король ждет. Его крайне секретные споры с товарищами стали главным вопросом жизни Сола. Эти трое сипло шипели, пытаясь насвистывать мелодии, будто на флейте, и яростно препирались, сможет ли Ананси поймать Дудочника в свою паутину, и как лучше вырвать у него флейту, и смогут ли пауки или птицы обеспечить надежное прикрытие. Крысиный король приходил в бешенство. Он был одинок, он не мог бросить свои войска в битву. Крысы пренебрегали им, игнорировали его приказы.
Узнавая все больше о трех существах, что окружали его, Сол становился спокойнее.
Однажды ночью он сидел на крыше один, прислонившись спиной к вентиляционной трубе, пока Король добывал еду внизу в переулке, когда по стене дома перед ним прополз Ананси. Сол неподвижно сидел в тени. Ананси с минуту смотрел прямо на него, потом отвел взгляд и быстро оглядел крышу.
«Я уже освоил это, – думал Сол в праздной гордости. – Даже он не смог теперь меня заметить».
Ананси скользнул вперед под темными багровыми облаками, что клубились, наползая друг на друга. Они предвещали дождь. Ананси присел на крышу, как всегда, голый до пояса, несмотря на холод. Он полез в карман, вытащил пригоршню сверкающих, шевелящихся маленьких жужжащих телец и затолкал насекомых в рот.
Зачарованный, Сол вытаращил глаза, его даже перекосило. Это зрелище не удивило его. Ему казалось, он слышит жужжание перламутровых крыльев, темнеющих возле щек Ананси; когда эти щеки напрягались, он видел, как Ананси увлеченно всасывал, не жуя, сморщив губы и работая ртом, будто высасывал сок из большого круглого леденца.
Раздался еле слышный хруст.
Ананси открыл рот, высунул язык и тщательно облизал губы интенсивным круговым движением. Он шумно выдохнул, будто выдувая стекло, и каскад хитина разлетелся по крыше, рассыпавшись у ног Сола, – обсосанные твердые частички мух, мокриц и муравьев.
Сол поднялся, и Ананси слегка вздрогнул, на мгновение округлив глаза.
– Сто слуцилось, детка, – сказал он монотонно, не мигая глядя на Сола. – Моя иссе не видел тебя здесь. Ты совсем тихий, мальсик.
Удивить Лоплопа было сложнее. Он возникал внезапно из-за дымовых труб или мусорных баков, щегольски шурша развевающимся плащом. Никто никогда не видел, откуда он появлялся. Иногда он поднимал глаза к небосводу и восклицал: «Ой!», и из облаков вдруг появлялся голубь, или стая скворцов, или дрозд; они откликались на его зов и начинали кружиться над ним, а потом нервно садились ему на запястье.
Он смотрел на птицу долгим взглядом, потом быстро поднимал глаза на Сола или кого-нибудь еще, наблюдавшего за ним, и удовлетворенно улыбался. Потом снова переводил взгляд на птицу, неожиданно приказывал ей что-то властным тоном, от чего она, казалось, съеживалась и повиновалась, качая головой и кланяясь. И тогда вдруг Лоплоп становился добрым, простым королем, который не тратит времени на мальчишескую демонстрацию своего могущества, он бормотал что-то ободрительное своему подданному, подбрасывал его с видом великодушного благодетеля и смотрел, как птица исчезает.
Сол был уверен, что Лоплоп все же немного сумасшедший.
И Крысиный король, Крысиный король тоже: вздорный кокни, к тому же не от мира сего.
Кей с Наташиными ключами так и не появился, и ей пришлось разбудить соседа сверху, которому она оставляла запасной комплект.
Было похоже, что Кей пошел гулять и просто забыл о них, и Наташа ждала, что он скоро позвонит, весело оправдываясь. Он не звонил. Через пару дней она сама набрала его номер, но соседи сказали, что не видели его уже давно. Наташа здорово разозлилась. Еще через пару дней она заказала новый комплект ключей и решила, что выставит Кею счет, когда он снова появится.
Ее разыскала полиция. В участке ее допрашивал невозмутимый мужчина по фамилии Краули, который несколько раз и в разных выражениях переспрашивал ее, не видела ли она Сола после его исчезновения. Он спрашивал, не думает ли она, что Сол способен на убийство. Он спрашивал, что она думает об отце Сола, которого никогда не видела, и что Сол думал о нем. Он спрашивал, как она относится к полицейским.
Когда ее отпустили, и она, вся вне себя, вернулась домой, то обнаружила в двери записку от Фабиана, который ждал в пабе. Она сходила за ним и привела к себе, они накурились травки, и, услышав отрывистый смех Фабиана, Наташа включила секвенсор и смиксовала джангл-трек, используя сэмплы из «The Bill». Они назвали композицию «А пошел ты на хрен, мистер полисмен!».
Пит заходил все чаще и чаще. Наташа ожидала, что он начнет приставать к ней, как большинство типов, которые ошивались вокруг нее подолгу. Но он не делал авансов, чем сильно облегчал Наташе жизнь, потому как совершенно ее не интересовал и она не хотела, чтобы между ними вставало что-то подобное.
