На этот раз он был еще сильнее, всеобнимающий свирепый звук. И он отчетливо ударил сверху, с неба.

Юноша, рослый и красивый, с пристальным суровым взглядом, остановился и повернулся к Наару.

— Ты слышал когда-нибудь такое, Учитель?

Наар покачал головой. Это было чуть-чуть похоже на рев урагана, но погода стояла безветренная. Это походило и на раскаты отдаленной грозы, но рев был отрывистым, коротким. Казалось, что-то приблизилось сверху, из невероятной дали, ударило как молотом и исчезло опять где-то там, в небе.

— Никогда.

Юноша посмотрел на небо, потом вниз, в долину.

Погоня остановилась. Их тоже напугал рев.

Украшенные с длинными бичами в руках и рабы тремя большими отрядами рассыпались по каменистому склону. В каждом отряде было еще по два быстрых диатона, но здесь, на крутизне, эти проворные звери делались неуклюжими — им мешали средние ноги.

Теперь все замерло.

Украшенные — высокие, крупные (каждый почти в полтора раза больше жителя и вдвое выше раба) — остановились, опустив бичи и задрав головы с тяжелыми гребнями к серому, клочковатому небу. Рабы сразу же уперлись длинными узловатыми руками в землю и стали отдыхать. Диатоны улеглись на камни, подложив под себя все шесть ног, и стали водить из стороны в сторону длинными узкими мордами.

Потом один из украшенных снял свой шлем с гребнем и помахал им над головой. Наару показалось, что отсюда, издали, он узнает его. Это был старейшина убежища Судилищ и Наказаний.

По знаку старейшины другие украшенные из двух отрядов сошлись к центру долины и стали в кружок. Сверху двум беглецам было видно, как шевелятся их губы — они совещались, поглядывая вверх. Затем они стали расходиться по своим местам.

— Вперед, Учитель, — сказал Юноша.

Они опять побежали, пробираясь в хаосе камней.

«Зачем он вывел меня из тюрьмы, — думал Наар. — Неужели я еще нужен кому-нибудь после этих долгих лет пыток и мучений?»

Он вдруг понял, что видит Юношу не в первый раз. Много дней назад его выводили по обычаю на площадь, и один из украшенных, подгоняя его бичом, кричал: «Вот безумец, который утверждает, будто над нашим небом есть еще одно, светлое! Вот он, кто отрицает Всеобщий Камень!» Он кричал тем особым гнусавым голосом, к которому украшенные приучают себя с детства, чтобы еще и этим отличаться от жителей и рабов. Тогда-то в толпе Наар заметил гордый пристальный взгляд и молодое суровое лицо и с горечью подумал: «Неужели иэтот презирает?» Но вот прошли дни, сегодня утром дверь камеры вдруг отворилась, мертвый страж лежал на полу, и Юноша вывел его из города. Зачем?..

Позади, внизу, раздались свистки и резкое щелканье бичей. Погоня возобновилась; беглецы молча прибавили шагу.

«Он называет меня Учителем, — сказал себе Наар. — Значит, есть такие, кто верит мне?»

А сам он уже почти перестал верить себе, и то, что было десятилетия назад, казалось ему почти сном. Тогда, еще молодой и сильный, он был так высок ростом, что в темноте его принимали за украшенного. По ночам он мог бродить по городу, не опасаясь попасть в убежище Наказаний. Наар стал сомневаться в том, чему учили украшенные. Их наука утверждала, что наверху, за серым мятущимся клочковатым небом, нависает вечный Всеобщий Камень, который и заполняет собой все Пространство Пространств. Что океан, который окружает собой со всех сторон край двадцати городов, там, дальше, за горизонтом, упирается в тот же Всеобщий Камень. Что единственная сущая жизнь где бы то ни было есть жизнь двадцати городов — жизнь украшенных и рабов. Камень внизу под нами и камень наверху, над серым небом — вот все, что есть, было и будет.

Но однажды, бродя по берегу, Наар увидел, как тяжелые волны выбросили на камни удивительную твердую траву, которая не растет нигде. Потом, позже, в пещерах рыбаков, которые доставляют украшенным рыбу, вылавливая ее руками, Наар не раз встречал изделия из той же гравы и убедился, что рыбаки верят в то, что за океаном есть еще другие земли и, может быть, даже другие города. Тогда он стал сомневаться и в учении о Всеобщем Камне. Он спрашивал себя, отчего же днем небо светлое, а по ночам темное, почему всегда меняется его цвет, откуда взялась жизнь в щели камня? И, мучаясь этими вопросами, он решил добраться до неба — влезть на Гору Всех Гор, вершина которой, как утверждала наука украшенных, соединялась наверху со Всеобщим Камнем.

Это было удивительное путешествие. Он поднимался все вверх и вверх, преодолевая кручи и пропасти. Сначала он питался только жестким мохом, который растет на скалах и который составляет единственную пищу рабов. Потом, обессилевшему от голода, ему попалось гнездо медоносной птицы. Наар знал, что мед — это пища украшенных и что он смертелен для жителей и рабов. Но он был так измучен, что решился разбить одно яйцо из гнезда и выпить его. Оказалось, что мед не повредил ему, а, напротив, дал силу, хотя он и не принадлежал к украшенным.

Оттуда с высоты он видел сразу пять городов, и все они казались лишь маленькими кучками камешков.

Позже, на третье восьмидневье пути Наар добрался до неба. И оказалось, что оно такое же, как туман, собирающийся вечерами внизу, в скалах у океана. Наар шел все выше и выше, и клочья тумана превратились в поля, а долины внизу не стало видно. Наар уже начал думать, что скоро он дойдет до Всеобщего Камня. Но туман вокруг него и над ним становился все светлее. Страшный холод… который терзал его на высоте, кончился, сделалось тепло. И, наконец, на пятое восьмидневье его путешествия совершилось великое чудо. Серое небо облаков и туманов кончилось, оно бесконечной равниной лежало под ногами Наара. А над ним, над его головой, повсюду, было другое небо, прекрасное, глубокое, синее и сияющее. В этом небе пылал огромный диск — такой яркий, что Наар чуть не ослеп, взглянув на него в первый раз. Лучи диска согрели Наара, дали ему новые силы.

И не было никакого Всеобщего Камня. Диск поднимался над головой Наара, в бесконечную глубину уходила синева неба, вершины гор вокруг были покрыты травами, такими яркими и густыми, каких Наар никогда не видел внизу, и пели птицы. И мир, который остался под слоем туманов и облаков, мир украшенных и их рабов, казался отсюда темным, страшным и жалким.

Но позже, когда Наар спустился и стал рассказывать в городах обо всем этом, украшенные схватили его, и под пытками в камерах убежища Наказаний он сам почти уже перестал верить в то, что видел.

— Учитель, — сказал Юноша, — обопрись на меня. — Он заметил, что Наару трудно идти, и взял его за руку. — Учитель, я вывел тебя из тюрьмы, чтобы показать одну вещь. Многие из молодых верят тебе, и несколько жителей решило повторить твой подвиг Мы тайно собирались здесь, на каменном плато, чтобы украшенные не узнали о наших намерениях. И вот много дней назад, когда мы, пастухи, были здесь, вдруг раздался тот же звук, что мы слышим сегодня. С неба вылетел сияющий шар и упал недалеко от нас. Был страшный грохот, и взлетели камни, но потом все стихло. Подойдя к тому месту, мы увидели тяжелый предмет со странным знаком на нем. Мы подняли его и увидели, что он отшлифован так, как могут только разумные руки. Мы хотим показать тебе этот предмет, и ты скажешь нам, что это значит, по-твоему. В том месте нас ждут друзья, мы оторвемся от погони и скроемся в горах… Он не успел еще договорить, как слева раздался свист и над ними пролетела стрела. Обернувшись они увидели новый отряд преследователей: в центре трое украшенных, гребни на их шлемах развевались по ветру, по бокам длинной цепочкой рабы, согнувшиеся в быстром беге. Некоторые бежали на двух ногах, другие помогали себе руками. Один из них был уже так близко, что Наар мог различить лукавую усмешку на его лице. Раб хотел схватить его первым, он надеялся получить много пищи в награду.

Справа тоже свистели, еще один отряд появился на плато.

— Беги, Учитель! — воскликнул Юноша. Он толкнул Наара в сторону узкой тропинки между огромными глыбами. — Беги, там встретят тебя. — Сам же он лег между камней и приготовил свой лук со стрелами.

Наар сделал несколько шагов и остановился. Зачем? Все равно он не убежит. Его тело было совсем слабым, так как во время пыток в убежище Наказаний у него вынули много мускулов из рук и ног.

— Смотрите, смотрите! — гнусаво закричал один из украшенных. — Вот он, безумец, который говорит,