– Я тебе дам денег.

– Ты-ы?! – Она недоверчиво уставилась на него. – Откуда такая доброта? А-а, ясно! Ты боишься, что у меня все сорвется или меня поймают, и тогда прости-прощай твоя политическая – с ума сойти, политическая! – карьера! Ты ведь окончательно успел испортить отношения с желтой прессой, да? Значит, все та же старая песня… А я было подумала, что ты беспокоишься обо мне или о любимой тетушке.

Он не сдержал пренебрежительной гримасы, и девушка встала с кресла, оказавшись почти вровень с низкорослым отцом.

– А раз так, папа, я буду делать то, что считаю нужным, – промурлыкала она. – А свои деньги лучше потрать на отдых. Он тебе требуется. Посмотри на себя: ты ведешь себя так, что тебя впору показывать студентам в психиатрической лечебнице!

Звонкая пощечина оборвала ее на полуслове. Олег Борисович замахнулся для второго удара, но Юля увернулась и отпрыгнула за кресло.

– Стерва!

– Сволочь!

Они стояли друг напротив друга. Ее щека наливалась густо-розовым румянцем.

– Купить меня вздумал? Любопытно знать, сколько же мне выделит любимый папочка, учитывая его патологическую жадность? – Она пришла в себя быстрее, чем Тогоев. – Опять будешь выдавать по двадцать тысяч в месяц? Мерси, мон папа! Я уж как-нибудь без вас обойдусь.

– Не обойдешься! – высоким дребезжащим голосом пообещал Олег Борисович. – Как прихватят тебя за одно место, так и начнешь звонить и умолять, чтобы тебе лучшего адвоката оплатили!

– Вот тогда и оплатишь, – усмехнулась она. – Все, мне пора идти. Твои идиоты даже не догадались отогнать машину подальше от подъезда. Если Марта видела, что я уехала на «Лексусе» вместо того, чтобы идти в аптеку, она может насторожиться.

Она пошла к выходу, обогнув отца по широкой дуге, и Тогоев, не сдвинувшись с места, проводил ее взглядом. Возле двери она остановилась.

– Кстати, вот что мне пришло в голову… Ты можешь решить проблему несколькими способами. Во- первых, ты можешь прикончить меня, чтобы я не создавала тебе трудностей.

В глазах Олега Борисовича что-то промелькнуло, и его дочь криво улыбнулась:

– Вижу, что эта идея приходила тебе в голову. Честно говоря, я бы не советовала тебе воплощать ее в жизнь. Поверь мне на слово, папа: ты всегда меня недооценивал, считая ленивой и тупой, но при необходимости я могу быть очень предусмотрительной.

Она подождала ответа, но его не последовало.

– Во-вторых, ты можешь сам убить Марту и избавить меня от хлопот. То есть не сам, конечно же, а кто там у тебя занимается такими делами… Витя, наверное. Между прочим, я не шучу и была бы за это очень тебе признательна. Не хочешь, нет? Ну ладно. Тогда третий вариант – ты не вмешиваешься, потому что веришь в меня и знаешь, какая я у тебя умница. Вся в мать! – Она издевательски хихикнула. – И понимаешь, что если ты не будешь строить мне препятствий и увозить, как сегодня, почти силой, то у меня все получится. И тогда, папочка, я буду совершенно от тебя независима! Тебе ведь этого хотелось, правда?

Она повернулась и вышла.

Тогоев наклонил голову и несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, на вдохе надувая желтые щеки.

– Если бы ты, идиот, не завалил все дело… – сказал он, обращаясь в пространство.

Из-за стеллажа с книгами материализовался Виктор, встал, как обычно, за его спиной.

– Случайность, Олег Борисович. – Голос его был тихим и виноватым.

– Случайность! Этот опер, должно быть, уже строчит заявление!

– Не строчит, Олег Борисович. Такие, как он, завязаны на своей семье. Он будет сидеть тихо.

– Завязаны, значит… – Тогоев усмехнулся. – В узелочек. А я вот, Витенька, не завязан на своей семье, но тоже буду сидеть, как баран перед мясником. Ты слышал эту стерву?

Хруцкий промолчал, понимая, что вопрос риторический.

– От ведь паскуда… С нее станется какую-нибудь хитрую бумажку написать на случай своей смерти и у нотариуса спрятать. Станется, как ты полагаешь?

– Вполне возможно, Олег Борисович.

Тогоев прищелкнул языком.

– Ай-яй-яй… Детишки-детишки… Вырастают, маленькие. Родителей не слушаются. Юлька девочка упрямая, если в голову себе что-то вбила, то уже от своей затеи не откажется. Что же делать-то, а? Может быть, и впрямь самому ей подсобить с тетей Мартой?

Он ловко крутанулся на носках, обернулся к помощнику.

– Не стоит, Олег Борисович. Зачем лишние сложности себе создавать?

– А я не себе, я тебе их создам! – снова развеселился Тогоев. – Хи-хи! А, Хруцкий? Да ладно, не мрачней. С сыщиком ты не справился, так что тетушку я тебе и подавно не доверю.

– Я же объяснил, это была…

– Случайность, верно, я уже слышал! То-то и плохо, что ты такие случайности стал допускать. Черт с ним… Скажи, ты уверен, что сыщик сейчас не сидит в прокуратуре, а? Подумай, Витя, прежде чем ответить, хорошенько подумай!

Тогоев выжидательно уставился на Хруцкого. Тот позволил себе едва заметно улыбнуться.

– Нечего думать, шеф. Он взъярился, конечно, после моего звонка, но еще больше струсил. Ради чужой бабки он не станет рисковать своей семьей.

– Ну хорошо… Убедил. Значит, здоровяка пока не трогаем? Пусть живет, если один раз цел остался?

– Пусть, Олег Борисович.

– Плохо-плохо-плохо… Он мне совсем не нравится.

– Так вам, шеф, вообще мало кто нравится, – с неожиданной фамильярностью заметил Хруцкий. – Что же теперь, всех перестрелять?

Тогоев закивал, засмеялся:

– Верно, Витенька, верно! Всех не перестреляем. А жаль, между прочим, очень даже жаль! Как хорошо было бы, а? Ну да бог с ними, с неприятными людьми. Раз уж не мы с ними разберемся, то другие это сделают, так? Вот и пусть, вот и ладно… А мы со стороны посмотрим и подождем, чем все это закончится. Ну и все. Иди, Вить. Иди, иди! Я тебя позову, когда понадобишься.

Олег Борисович опустился в кресло, нагретое дочерью, и уставился на полку с книгами, морща нос, будто от неприятного запаха.

– Витя! – окликнул он помощника, когда тот уже почти закрыл за собой дверь. Виктор вернулся и выжидательно уставился на шефа. – Значит, считаешь, что дочурку трогать не надо? А то бы раз – и одним махом от всех проблем избавились… И от нее, и от него.

– Я считаю, что от живой Юли вреда будет меньше, чем от мертвой, – ответил тот, бросив быстрый взгляд в сторону коридора, где ждали охранники. – И, возможно, от сыщика тоже.

Тогоев поерзал на сиденье, будто птица, устраивавшаяся на гнездовье, и зажмурился. Хруцкий пару секунд смотрел на него, затем вышел и тихо прикрыл за собой дверь.