Запасы, вывезенные из Крыма, были так велики, что я бы полгода смог бы содержать на них армию, если бы все это не было взято у меня французами. Что касается флота, то у меня имеется целая переписка, из которой видно, что французы хотели взять суда в собственность. Я горячо протестовал против этого и суда поступили к французам только для эксплуатации, в оплату понесенных расходов. Но, да и то имущество, что не было взято французами, расхищалось, продавалось, разворовывалось при непосредственном участии тех лиц, которые еще так недавно были вдохновителями и руководителями борьбы.
В конце 1920–1921 гг. все внимание широких общественно-политических кругов и вообще русской эмиграции сосредотачивается на намерении созвать совещание членов Учредительного собрания. Инициативу высказали пражские эсеры Керенский, Авксентьев, Минор, выступившие с соответствующей декларацией. Она была поддержана кадетами Милюкова, Виновера и Коновалова, благодаря принятой ими 'Новой тактике' борьбы за возрождение России. Совместно с эсерами они решили принять участие в создании авторитетного органа общественного представительства России за границей. Совещание членов Учредительного собрания состоялось в Париже 8—21 января 1921 г. Оно показало революцию политических партий в своей идеологии и тактике в процессе борьбы за возрождение России. Либералы и социалисты в борьбе с большевиками готовы были идти теперь рука об руку лишь с теми, кто отвергает военную диктатуру, иноземное вмешательство в русские дела, кто стоит за создание российской федеративной демократической республики, за передачу всей земли трудящимся, за прогрессивность социального законодательства, за проведение в жизнь принципов мартовской революции. Вместо внешних фронтов в дальнейшем центр тяжести борьбы с Советской властью должен быть перенесен в Россию…
На трибуне совещания «учредиловцев» резко и определенно, с полным единодушием было указано на преступную политику Антанты в отношении России, на тот страшный вред, который приносит русскому народу поддержка военной диктатуры, интервенция и блокада. Это вызвало взрыв ярости и негодования в кругах, поддержавших главное командование и армию. Ожесточенно нападала на «учредиловцев» парижская газета 'Общее дело', которая доказала, что 'нужно во что бы то ни стало сохранить крымскую армию и генерала Врангеля'. Но и сам Врангель, увидев опасность для себя, всячески стремится дискредитировать «учредиловцев». Отождествляя как врагов своих и 'Русской Армии' Милюкова, Керенского, Минора, Чернова, — Врангель заявляет, что он не может признать за теми, кто вел тайную или явную борьбу против русской армии, 'кто играл на руку Ленину' — право говорить от имени русского народа.
Я не ошибусь если скажу, что громадное большинство моих соратников мыслит будущую Россию под Московским царем. Так мыслю и я. С той минуты, как волею судеб я оказался во главе Русской Армии и принял то знамя, которое в минуту развала России впервые поднял генерал Корнилов и на котором начертано одно слово: «Отечество», я призываю русских людей всех оттенков политической мысли идти со мной. Армия ныне на рубеже. Она — последнее ядро национальной России. Вокруг нее собираются все честные русские люди, которые Россию ставят выше партий и лиц. То знамя, которое из рук генералов Алексеева, Корнилова, Деникина перешло ко мне, я сохраню на чужбине. Я скорее сожгу это знамя, чем изменю начертанное на нем священное слово 'Отечество.
У нас нет ни организованного общественного мнения, ни авторитетного представительства русской эмиграции, которые могли бы, опираясь на доверие ее и на тщательное изучение международных отношений, блюсти по мере сил национальные интересы России и использовать те возможности, которые дают или дадут развертывающиеся события. А без широкой организации нет и не будет средств, не будет силы, невозможна сколько-нибудь серьезная подготовка моральная, политическая и военная.
Что говорить о путях, когда при теперешнем разномыслии и разноголосице неведомо, кто, куда и с чем по ним пойдет. Ибо великое дело — жертвенная готовность, недорога предстоит длинная и тяжелая, и с одной этой моральной ценностью до заветной цели не дойдешь. И когда разразится угроза, если мы станем только бессильными и бездеятельными свидетелями ее, — это будет уже не тупик, а конец исторической роли русской эмиграции, ее политическая смерть.
Парижская колония русских националистов, дающая ток политике наших патриотических кругов за границей, несмотря на Омско-Екатеринодарский опыт, не вступила на путь Брусилова, Гредескула и др., а
