— Так, значит, ты пианист… гм! Н довольствуешься тем, что исполняешь музыку? Ты никогда не сочинял сам?

— Сочинять? — Поэнару снова улыбнулся. — Я пробовал; все музыканты пробуют.

Инженер с отверткой в руке снова хлопотал у аппарата.

— Я люблю музыку, хотя в сущности я не меломан. — Он положил отвертку на стол и пристально поглядел на своего друга. — Особенно мне нравится “Кастильская серенада” Пабло Суареса; я мог бы слушать ее целыми часами…

- “Кастильская серенада”? — Пианист призадумался на минуту. — Не знаю, напомни, возьми несколько аккордов.

Инженер в свою очередь улыбнулся:

— Не решусь; я умею слушать, но не играть.

Он подошел к аппаратам, громоздившимся на столике в углу комнаты.

— Поскольку речь зашла о музыке, я хочу показать тебе один из моих приборов; уверен, что он тебя заинтересует. Это мое последнее изобретение, и не удивительно, если оно найдет применение только в твоей области. Собственно, я и пригласил тебя именно затем, чтобы показать…

Пианист подошел: ему было интересно, хотя он не мог ничего понять в хитросплетении катушек, сопротивлений, конденсаторов, транзисторов, ламп, причудливых стеклянных трубок и других бесчисленных деталей, соединенных между собой путаницей разноцветных проводов.

— Не буду докучать тебе специальными объяснениями, но кое-что сказать все-таки нужно. Этот аппарат предназначен для того, чтобы слушать, — он вполне может заменить ухо. Ты знаешь, конечно, что у наших органов чувств есть специальные центры в мозгу… Нет, не пугайся: я не собираюсь читать тебе лекцию по анатомии и физиологии нервной деятельности; хочу только напомнить, что на эти центры можно воздействовать и другими способами, кроме обычных, вызывая или изменяя специфические ощущения. Резкая боль, удар, особенно по темени, вызывают ощущение световой вспышки, когда “искры сыплются из глаз”; человеку, отравленному сантонином, все кажется фиолетовым, так как это вещество действует на зрительные центры…

Так вот, я нашел способ воздействовать на слуховые центры через осязание. Погоди, не спеши; делать замечания будешь после. Сначала я докажу тебе, что говорю сущую правду. Ну-ка, садись сюда. Теперь положи руки на эту пластину, вот так… ладони плотно прижаты, пальцы вытянуты… хорошо! Любуешься узором? Пластина неоднородна: она состоит из множества шестиугольных ячеек. Теперь включим аппарат; будь внимателен и говори мне, что услышишь.

С этими словами инженер нажал тумблер. Скорее от изумления, чем от неприятного ощущения, пианист тотчас же отдернул руки.

— Не снимай рук, Дорин, и говори мне обо всем, что слышишь. Не бойся, оно не кусается.

Поколебавшись немного, пианист снова положил руки на пластину прибора.

— Ну? Ты слышишь что-нибудь?

— Да, вальс из “Коппелии”, исполняемый на рояле. Дорин Поэнару приподнял одну руку, потом другую, потом положил их снова, стараясь понять, каким образом он слышит музыку, прикасаясь ладонями к пластине.

— Можно прикасаться где угодно, “слышать” будет только акустический аппарат. — Инженер протянул Дорину кусок воска, который уже несколько минут разминал в пальцах. — Вот, заткни себе уши.

Пианист пожал плечами и взял воск.

— Попробую…

Он никогда еще не затыкал себе ушей воском, так что не очень доверял своему умению; но, сверх всякого ожидания, это ему удалось.

— Действительно, я ничего не слышу!

Он снова сел и, вытянув пальцы, прижал к пластине руки.

— А теперь я слышу “Балладу” Чиприана Порумбеску в скрипичном исполнении…

По движению губ он видел, что его друг что-то говорит.

— Я не слышу. Погоди, выну воск из ушей.

С помощью Кришана он проделал это очень быстро.

— Замечательно, Аурел! Этим аппаратом смогут пользоваться и глухие?

— Если у них нет серьезных повреждений слухового центра в мозгу, то да.

— Значит, ограничения есть?…

— Э, в сравнении с тем, что было до сих пор… Подумай: слуховые протезы, какими бы совершенными они ни были, помогают только тем, у кого пониженный слух: они усиливают звук и приближают его к воспринимающему органу; а с моим аппаратом можно обойтись совсем без ушей и без слухового нерва. Разве это не прогресс?

Положив руки на пластинку аппарата, глядя куда-то вдаль, Поэнару глубоко задумался, а инженер внимательно наблюдал за ним.

— Ну?

Пианист даже вздрогнул.

— Сейчас исполняют “Вечернюю звезду”.

— И как, тебе нравится?

— Гм! Разве об этом скажешь! Но все-таки я не понимаю: я думал, что органы чувств отвечают на специфические раздражители…

— Обычно так и бывает, но может случиться иначе; доказательство — неадекватные раздражители.

— Ах, да! Кажется, ты приводил два примера…

— Я мог бы привести и двадцать два. Знаешь ли ты, что нервные окончания в коже чувствительны к свету и звуку? Но нервный ток, возникающий при этом, слишком слаб и никогда не достигает порога ощущения. Так вот, по крайней мере в отношении звука, мне удалось усилить его; получился искусственный нервный ток, бегущий по нервам, как по проводам…

— Искусственный нервный ток? Но я слышал…

— Ты ничего не мог слышать; я говорю о потоке нейротропных ионов со специфическим сродством к слуховым центрам мозга. Если ты меня понял…

— Ты обещал не надоедать мне техническими подробностями!

Инженер расхохотался.

— Но ты ведь сам хотел знать…

— Послушай, на сегодня с меня довольно теорий; я предпочитаю что-нибудь практическое.

Больше двух часов занимались друзья необычайным прибором — изобретением Аурела Кришана. Инженер проводил различные испытания, требуя от Поэнару, чтобы тот рассказывал или напевал все, что услышит “через пальцы”. Эта игра захватила их настолько, что они забыли о времени; только когда инженер зажег свет, пианист увидел, что уже настали сумерки.

— Я должен идти, Аурел. — Он снова взглянул на аппарат и добавил: — Знаешь, твое изобретение очень заинтересовало меня. Это не удивительно: ведь мое искусство обращается к человеку с помощью звука. Возможность проникнуть в глубину души слушателя, обогатить его чувства эмоциями, ранее для него недоступными, передать ему то, что выражает музыка Бетховена и Баха, Чайковского и Шопена… что может быть чудеснее? Ты позволишь мне время от времени навещать тебя?

Инженер сжал его руку.

— Я даже прошу об этом. Я только о том и мечтал, чтобы принести людям пользу. Правда, я имел в виду глухих, не могущих пользоваться слуховыми протезами; моим первым стремлением было разрушить стену молчания, отделяющую их от мира звуков, но я не думал о том, чтобы использовать музыку. Конечно, приходи ко мне; я всегда буду рад тебя видеть. Обычно я сразу иду с работы домой, вот только вчера был на концерте…

На пороге Кришан снова задержал его.

— Знаешь, почему я спросил, сочиняешь ли ты музыку? Мне хотелось провести еще один опыт. Для этого необходимо записать мелодию в присутствии ее автора…

— Не знаю, зачем тебе автор, но могу рекомендовать одного композитора: я знаю даже…