у пташек, покупали карандаши, вечные и шариковые ручки, пишущие машинки, магнитофоны. И писали, писали, писали… Писали на всем и обо всем, что придет в голову.

— Катодий! — рявкнул он. — Коньяку!

Реви… Тупица без искры воображения, без полета мысли. А ведь повезло. Базальтовая рыбка и кринка сметаны. Чудовищная халтура! Но что-то новое. И главное, утверждает, что сам придумал. Выкинуть концепционный автомат. Металлолом! На свалку! Рухлядь бесполезная. Хм… А может, сделать заказ на расширение диапазона? Но для этого нужны еврасы. Тьфу, пропасть… Обязательно нужно что-то придумывать, писать, мучиться, переносить капризы роботов с их разболтавшимися соединениями и сработавшимися контурами…

Гарри понемногу цедил коньяк. Самое главное — идея. Это не вызывало сомнений. Естественно, такая, на которую не мог напасть никто в древности. Да и сейчас тоже. Некоторое время он подумывал, уж не создать ли какой-нибудь исторический сверхгигант в нескольких сериях, но потом отказался от этой мысли. Сверхгиганты делали уже в двадцатом веке, стало быть, это рискованно. Да и кто одолжит актеров за прекрасные глаза?

Гарри охватила тоска. Он нажал клавишу видеофона. На экране появилось трехмерное изображение головы диктора.

Известия. Скучища.

“…на Марсе сдана в эксплуатацию фабрика искусственного волокна. На торжественное открытие…”

Он переключился на другой канал.

“…планктон используется в огромных количествах. Белок, содержащийся в одном кубическом метре хлореллы, оценивается в…”

По четвертому каналу передавали беседу, по пятому — матч Венера-Юпитер. Сдохнуть можно. Он с завистью подумал о журналистах и репортерах. Вот у кого жизнь — малина. Что им Центр развлечений? Они подчиняются Информации. Новизна формы и фабулы им до лампочки… Им важен факт, а который раз об этом говорится — первый или миллионный, безразлично. Открыто, запущено, закрыто, начато… фабрики, заводы, каналы, конференции… на Марсе, Земле, Луне…

“…профессор Фаркинс приступил к серии экспериментов, имеющих целью перезапись информации, содержащейся в человеческом мозге, в память электронной машины. Одновременно с информацией машина должна воспринять и ощущение личности человека, копией которого он является. Специальное устройство обеспечит возможность связи с копией в форме обычной речи. Однако процесс перезаписи необратим. Лишенные информации клетки погибают. Поэтому копировать можно будет лишь мозг людей, находящихся в состоянии агонии…”

Гарри вздрогнул и выключил видеофон — зачем загружать голову ненужными подробностями, только тормозящими свободу ассоциаций? Он презрительно взглянул на концептор, потом крикнул:

— Катодий! Немедленно бумагу и карандаш!

— Что-о-о? — удивился робот.

— Бумагу и карандаш, говорю!

Робот издал легкий звон.

— А где их взять? Разве что в антиквариате или музее. Да, в музее. Там-то уж найдут.

— Карандаш и бумага в чулане под семейными альбомами! крикнул Гарри. — Ну, что уставился на меня?! Пошевеливайся!

После долгого отсутствия Катодий наконец вернулся, неся запыленный карандаш и оборванный лист бумаги.

Итак, копии мозгов, электронные копии, вместилище человеческой памяти, сознания, лежащие на полке домашней фильмотеки, разговаривающие с каждым, кто подойдет к микрофону и нажмет кнопку. Идея! Особенно радовала Гарри легкость исполнения: нет ни сложного изображения, ни акторобов, он сам сыграет роль. Достаточно обычного робота, того же Катодия, нескольких динамиков, микрофонов и немного так называемых “визийных настроений”. Все гениальное просто. “На худой конец — уголок какого-нибудь шкафа, полки, коридора, но очень скупо”, - подумал он.

Через минуту Гарри, чувствуя на себе изумленный взгляд Катодия, уже писал видеоновеллу.

“Кримен еще раз прошелся по комнате. Робот мог что-нибудь забыть и неожиданно вернуться. Кримена уже давно интересовал один на первый взгляд незначительный факт: лампы робота слишком быстро изнашивались.

Кримен подошел к шкафу и вынул оттуда небольшой сверток. Установить в комнатах замаскированные миниатюрные видеофонические камеры было нетрудно. Он проверил цепь и подключил ее к внешней сети.

Перед тем как уйти, еще раз взглянул на полки фильмотеки. Рядом с коробками лент и табличек лежали несколько ящичков, в которые были вмонтированы динамики и микрофоны.

— Эх, — вздохнул Кримен. — С родней поболтаю в другой раз.

Анодий мог прийти в любой момент, а Кримену надо было удалиться на безопасное расстояние, чтобы индикатор робота не обнаружил его присутствия. Он быстро вышел.

Винный погребок на вертолетном вокзале был в этот час пуст. Кримен удобно уселся в кресле, заказал рюмочку рислинга и включил ручной видеофон. Экранчик замигал и погас. Кримен постучал пальцем по корпусу.

Не помогло. “Опять замыкание, — недовольно подумал он. — Надо обязательно отдать в ремонт. А может, лучше купить новый?”

Он в отчаянии нажал кнопку звука, чтобы определить размер повреждения. В динамике зашелестело. Кримен с удивлением услышал тихий разговор и принялся крутить ручку модулятора.

— Это ты? — Он узнал голос своего деда, льющийся из ящичка. — Я рад. Люблю посещения. Что нового?

В динамике зазвенело.

— Ничего особенного, — раздался его собственный голос. Мне, право же, неловко: я слишком часто отнимаю у тебя время и прерываю твои размышления.

— Ничего, ничего, — ласково буркнул дед.

— Я был в городе, забежал к тете Анастасии. Она угостила меня кофе.

— Каким? Натуральным или той синтетической пакостью, от которой мухи дохнут?

— Не знаю. Сейчас он уже лучше, чем в твое время. А может, и натуральный. На дне был осадок.

— Значит, определенно натуральный. Ну и как там она? Ездила куда-нибудь отдыхать?

В динамике опять зазвенело.

— В Бразилию. Наверно, оттуда и привезла натуральный кофе. Жуть! У нее не осталось ни одного евраса! Теперь сидит и думает, где взять.

— Послушай, Берт. Нам кто-то мешает, — заструился голос деда. — Я слышу какие-то звуки. Это действительно ты?

— Ну конечно, я, — уверил голос Кримена-внука, сопровождаемый легким звоном. — А кто же еще?

— Лжешь, нагло лжешь! — взвизгнул дед. — Ты — робот моего внука! Сукин ты сын! Вот погоди, доберусь я до тебя!

— Дедушка, это клевета. Неужели ты думаешь, что я мог бы подсунуть вместо себя глупого робота?! Анодия?! У него же лампы почти полностью потеряли эмиссию!

— Вот это-то я и слышу, — буркнул дед. — Тебя выдает звон, стервец! Будешь подделываться под моего любимого внука?! Будешь?! Десятый раз тебя ловлю. Пресс по тебе плачет!

— Да, это я, Анодий, — сокрушенно отозвался робот. — Не сердитесь. Вообще-то странно, что вы меня узнаете. Ведь я подстроился под голос хозяина. Неужели в нем есть что-то особенное?

— Ты подлец! — гремел дед. — Паскудная коробка с шурупами и проволокой, подделывающаяся под моего Берта. Как я узнаю тебя? Очень просто: стоит тебе нагреться, как ты начинаешь звенеть.

— Я этого не слышу, — буркнул робот.

— Зато я слышу. Что у тебя на уме? Тебя нужно разобрать на части. Зачем ты мне морочишь голову?