детски прятали за широкими спинами мускулистые руки и старались оказаться за спиной своих товарищей, чтобы не дай бог не попасться на глаза разгневанному бельгийцу. 'Как все-таки силен здесь авторитет белого человека, — невольно подумал Серж, наблюдая эту сцену. — Такой сморчок, как Бурбон, ничуть не сомневаясь в своем праве распоряжаться и отдавать приказы, без труда держит в подчинении этих здоровяков. И ведь дело тут совсем не в лейтенантских нашивках…' Действительно, к чинопочитанию в черной армии Катанги относились весьма прохладно, как впрочем, и к воинской дисциплине в целом. Тот же исполнявший обязанности старшины подразделения чернокожий сержант с подчеркнуто белым именем Джозеф, поддерживал свой авторитет, лишь при помощи бычьей силы и неукротимой ярости, в которую впадал при малейшем неповиновении. Если бы не два этих фактора, его сержантское звание не слишком много бы стоило.
— Эй, Снежок, будешь кофе?
Оклик капитана вывел его из задумчивости. Командир взвода удобно расположился на постеленной на сырую траву подушке из пористой резины, непременной спутнице старого немца во всех походах и призывно махал ему рукой. Рядом чернокожий капрал, почтительно согнувшись, держал в руках дымящийся котелок. 'Когда только успели, черти?' — невольно удивился Серж, поспешно кивая капитану в знак согласия, кофе хотелось чертовски, особенно такого, приправленного острыми пряностями и имеющего просто божественный вкус, как умели готовить только местные.
— Подходи, парень, — весело балагурил немец. — Твои земляки в свое время неплохо надрали мне задницу под Сталинградом. Так почему бы мне теперь не выпить с тобой кофе? Ведь может быть, именно твой папаша всадил там пулю в печень моему старшему брату. Препротивнейший, скажу тебе, мальчишка был мой старший брат, каждый день колотил меня, пока я не вступил в гитлерюгенд и не получил там охотничий нож. С тех пор он уже не решался поднять на меня руку. А под Сталинградом, когда было так холодно, что кофе замерзал прямо в котелках, он словил-таки пулю в печень. И умер в крови и в соплях с последней мыслью 'все для Германии', так тогда любил рассказывать о погибших доктор Геббельс. Прозит, парень! Na zdorovie, русский!
Затяжным глотком забулькала коньячная фляжка, а когда капитан оторвался, наконец, от серебряного горлышка и встряхнул ее в огромной густо поросшей жестким рыжим волосом лапе, жидкость плеснула уже где-то на самом дне. Немец разочарованно цокнул языком и, подумав немного, ткнул фляжкой в грудь Сержу.
— Выпей, парень!
Серж отрицательно качнул головой и отодвинулся от него, пить спиртное на и без того одуряющей жаре совсем не хотелось.
— Пей, — настаивал немец. — Ты же солдат, а не баба. Добрый глоток шнапса еще никому не повредил.
Серж все-таки взял у него фляжку и с сомнением принюхался к ней. Изнутри разило стопроцентной сивухой, причем сшибающей с ног крепости, наверняка, какое-то самодельное местное пойло. Немец смотрел на него выжидающе и под этим тяжелым взглядом налитых кровью глаз старого алкоголика, он все же сделал из фляжки короткий глоток. Алкоголь обжег ему гортань, свернул узлом горло, желудок сжался, не желая принимать огненную жидкость. Он поперхнулся, зажимая рукой рот. Огромная, как лопата, ладонь капитана с размаху хлопнула его по спине, возвращая возможность дышать.
— Пей, парень. Пей за черную Африку. За Катангу и Чомбе. Пей за то, как нас всех naebali доктор Геббельс и дядюшка Джо. Пей…
Серж живо вспомнил, как еще в Элизабетвилле по какому-то делу заглянул к занимавшему отдельный номер в отеле 'Леопольд II' капитану и застал его сидящим по пояс голым в кресле-качалке. Немец тянул из плоской бутылки перно, закусывая лежащими рядом на столике фруктами. Когда Серж вошел в номер, капитан приветственно отсалютовал ему бутылкой и как раз потянулся за очередным куском поломанного на части банана. Под волосатой подмышкой мелькнули полустертые цифры давней татуировки, и молодой лейтенант армии Катанги с содроганием узнал в них легендарный эсэсовский номер. Это отличие бывших эсэсовцев как раз тогда было у всех на слуху, в цивилизованном мире начинался очередной широкомасштабный этап охоты на нацистских преступников. Проследив взгляд застывшего в дверях лейтенанта, немец криво усмехнулся и пояснил:
— Да, все правильно. Это эсэсовский номер, а на лопатке у меня наколот кинжал с надписью 'Кровь и честь'. А ты не знал, Снежок?
Довольный замешательством Сержа он раскатисто захохотал, потом сфокусировав мутный от опьянения взгляд, заявил куда-то в пространство:
— Да, старый Зепп Штайнер служил когда-то в СС. И он не скрывает этого, и даже этим гордится. Потому что старый Зепп служил в честных Ваффен СС. Он не расстреливал пленных и мирных жителей, не насиловал женщин и не убивал детей. Он был простым солдатом, стрельбы и смертей ему хватало в окопах, детей он всегда любил и жалел, а баб старому Зеппу никогда не приходилось насиловать, они сами на него вешались… Зато Зепп всегда был там где труднее, шел в наступление в составе штурмовых групп и стоял насмерть в обороне на направлении главного удара твоих земляков. У старины Зеппа два железных креста и пять ранений, так чего же ему стыдиться… Ведь не он просрал эту войну, парень, нет не он… Что ты так смотришь, на меня, русский… Ненавидишь меня? Так достань пистолет и выстрели мне в сердце… Что не можешь? Кишка тонка? Ну тогда idi na hui, так кажется, говорят у тебя на родине, нет?
Серж тогда молча развернулся и, хлопнув дверью, пошел прочь по застеленному ковровой дорожкой коридору отеля, механически переставляя ноги, как сомнамбула, в голове царил полный хаос, он даже забыл, по какому делу собственно приходил к своему командиру. Вслед ему несся слышимый даже сквозь стены издевательский смех пьяного немца.
Долго отдыхать своему отряду капитан не позволил и уже через пятнадцать минут, охающие и тяжело вздыхающие жандармы вынуждены были вновь подниматься на ноги. Основная группа шла короткой цепочкой по руслу сухого ручья, широко разбросав во все стороны дозорные двойки. Впереди на удалении в сотню метров головной дозор бесшумно скользил по зарослям вдоль поросшей мелкой зеленью узкой полоски песка, оставшейся на том месте, где совсем недавно бурлил водный поток. Джунгли буквально дышали смертельной угрозой, где-то совсем рядом схожим порядком могли плыть в зеленом мареве передовые группы конголезской армии Касавубу, или дозоры сепаратистов Южной Касаи, в любой момент из густой чащи тропического леса могла вылететь ядовитая стрела дикаря и людоеда балуба, или пуля недалеко ушедшего от него, живущего грабежами и убийствами дезертира. На этот раз Серж шел в середине цепочки и ему не надо было постоянно напрягать зрение и слух в поисках возможной угрозы, ушедший с головным дозором Бурбон и его жандармы, еще несколько лет назад охотившиеся в таких же лесах сделают это за него. От него требуется только идти все дальше и дальше по высохшему руслу ручья, мерно переставляя обутые в брезентовые ботинки ноги. Шаг за шагом… Шаг за шагом… Монотонная ходьба туманила голову, погружая мозг в некое подобие гипнотического транса, рождая непривычные сложные мысли, которые в повседневной суете и круговерти никогда нет возможности додумать до конца. Отчего-то вспомнился далекий от этих пропахших гнилью джунглей Элизабетвилль, поразивший его своим практически европейским лоском, в принципе ничего удивительного в этом не было, ведь этот город хоть и считался теперь африканским, был построен и до последнего времени населен практически исключительно бельгийцами, недавними хозяевами Бельгийского Конго. Теперь Конго перестало называться бельгийским, нынче оно просто Конго и правят в нем чернокожие, которые воспользовались переданной им властью, чтобы тут же учинить погромы и убийства, не успевшего или не пожелавшего уехать белого населения. Потом вчера спустившиеся с пальм политические лидеры вспомнили о застарелых межплеменных распрях и развалили когда-то единую спаянную железным кулаком бельгийских солдат страну на четыре кровоточащих куска. Одним из этих обломков прежнего порядка и являлась Катанга лейтенантом армии которой был Серж, что ж несколько тысяч бельгийских франков в месяц весьма сходная цена для того, кто готов подставлять свою голову под пули.
В Элизабетвилле наемники пробыли недолго, армия Катанги нуждалась в солдатах как никогда, безалаберные африканцы сотнями дезертировали из ее рядов, едва получив оружие и обмундирование, предпочитая сбиваться в банды и терроризировать отдаленные поселки и миссии, а не проливать кровь за независимость недавно образованного государства. Президенту Чомбе приходилось опираться в основном на
