— Есть левый, малый задний! — ответил Гефт.

Отрабатывая левым винтом назад, на малом ходу буксир отворачивает нос от пирса. Вот отданы кормовые швартовы и следует команда:

— Оба, средний вперед!

Медленно, совершая сложную эволюцию — в ковше всякой посуды что бычков в консервной банке, — буксир выходит из гавани. Двигатели работают четко. Вот они идут по чистой воде — стала сильней волна.

— Полный вперед!

— Есть полный вперед! — отвечает Гефт, с интересом наблюдая за Ляшенко — это ладно скроенный человек, лет тридцати, голубоглазый, светловолосый, с правильными чертами лица.

Николая Федоровича жизнь формовала жестоко. Родился в Одессе, восьми лет остался сиротой — родители умерли в двадцатом. Долгие годы приютского воспитания. Потом ученичество в котельном. С восемнадцати лет — слесарь, в тридцать — мастер, да еще какой! Человек с юмором, каждое слово норовит сказать остро, с подковырочкой, на типичном диалекте одесской Слободки, где он родился и вырос.

— Стоп! — следует команда.

— Есть стоп!

— Полный назад!

— Есть полный назад! — отвечает Гефт, с огромным напряжением сил вращая маховик. Он представляет себе, что будет, когда на их место заступит машинная команда буксира.

— Стоп! — снова команда сверху. — Левый средний вперед! Правый средний назад!

— Есть правый средний назад! — отвечает Ляшенко.

Совершая крутой разворот, буксир ложится на борт.

Гефт представляет себе наверху Курта Цинглера с его вонючей сигарой, как он там рассыпается мелким бесом перед майором Загнером: вот, мол, смотрите, какое у меня маневренное судно!

— Стоп! — следует команда и следом другая: — Полный вперед! Стоп! Полный назад! Стоп! Полный вперед!

Вибрируя, дрожа всем корпусом, буксир, точно сорвавшийся с привязи бык, прыгает вперед, назад, вперед! Но вот долгое время команда не поступает. Усердие Цинглера исчерпано. «Райнконтр» разворачивается и идет в ковш, а вниз спускается машинная команда буксира. Они довольны. Механик жмет руку Гефта, благодарит, прижимая ладонь к сердцу. Команда занимает вахту, а Гефт, Ляшенко и Тихонин поднимаются на верхнюю палубу.

Здесь свежий ветер несет в лицо морские брызги. Чайки с криком вьются за кормой.

Загнер встречает Гефта аплодисментами, он доволен, очень доволен.

— Завтра же «Райнконтр» возьмет на буксир две баржи и уйдет в порт назначения! — говорит он Цинглеру, зажимая нос дамским платочком (нестерпимо воняет сигара).

Близится волнолом, прикрывающий гавань. С каждой минутой нарастает тревога. Предупреждая события, Гефт, наклонившись к майору, вполголоса говорит:

— Сдал дизеля механику буксира, но душа не на месте... Очень низкая квалификация команды. Набор этого года из Судет, людишки так себе. Плавали по Дунаю на речной посуде...

«Райнконтр» огибает волнолом, лишь сбавив скорость до средней, входит в гавань...

Впереди по курсу на швартовах несколько грунтовозных шаланд и землечерпалка.

Цинглер дает команду по переговорной трубе:

— Полный назад!

Буксир продолжает катиться вперед, и борт шаланды угрожающе растет на глазах...

— Полный назад! — еще раз истерически крикнул Цинглер, но было поздно: с грохотом и скрежетом «Райнконтр» врезался в борт шаланды!..

Как-то там, внизу, все же удалось переключить с переднего на задний ход, буксир вытащил смятый форштевень, и все увидели зияющую пробоину в борту шаланды.

— Полный вперед! — крикнул Цинглер, но буксир катастрофически катился назад и врезался кормой в землечерпалку...

— Расстреляю, свиньи! Подлые свиньи!.. — закричал Загнер и выбежал из рубки на верхнюю палубу.

Команда землечерпалки сгрудилась у фальшборта, изощряясь в ругани.

— Я вас предупреждал, господин майор! Предупреждал! — едва поспевая за бауратом, твердил Гефт.

Бугристое лицо Загнера посинело от злости. Брызгая слюной, он выкрикивал ругательства на всех языках, какие только знал.

После удара кормой у буксира заклинило руль. Почему-то работал только один двигатель, судно катилось по кривой... К Загнеру подошел шеф Купфер и по-немецки сказал:

— Господин майор, пока не поздно, надо, чтобы инженер Гефт с бригадой спустился в машинное отделение. Иначе мы покалечим еще не одно судно в ковше...

— Идите, Гефт! — И уже обращаясь к Купферу: — Вот, учитесь работать у немецкого инженера! — сипло крикнул Загнер (он охрип от крика).

— Пусть Цинглер отзовет из машинного команду буксира! — поставил условие Гефт.

Не теряя времени, Купфер направился в рубку.

Последовала команда Цинглера, и на верхней палубе появились механик и машинисты. Перебивая друг друга, они жаловались на качество ремонта, на бригаду, на инженера Гефта, пока майор не крикнул:

— Молчать! Нечего сваливать собственную бездарность на чужую голову!..

Тем временем Гефт, Ляшенко и Тихонин спустились в машинное отделение. Им удалось выполнить команду Цинглера, и буксир с трудом, не слушаясь руля, на одних двигателях, но ошвартовался у заводского пирса. Форштевень был смят до привальных брусьев и планшира. Руль заклинен, сорван кормовой фальшборт и сломан флагшток...

Рябошапченко встретил Гефта на пирсе. Он видел, как «Райнконтр» таранил шаланду, и волновался, не зная, кто в это время был у машины.

— Все в порядке, Иван Александрович, — успокоил его Николай, — «Райнконтр» надолго вышел из строя. Кроме того, баурат обещал списать команду. Словом, мы еще на буксире поработаем! — У него было отличное настроение, хотя усталость давала себя знать.

Пользуясь тем, что на заводе никто не контролировал его время, Николай ушел домой. Ему не терпелось остаться наедине с клеенчатой тетрадью. Но мать была дома, а отец вот-вот должен был прийти, и Николай решил компенсировать себя за плохо проведенную ночь.

Все еще горели плечи, обожженные накануне на пляже, ныли руки от непрерывного физического напряжения, но только он коснулся головой подушки, как уснул...

Проснулся он от ощущения того, что кто-то на него пристально смотрит. Николай открыл глаза и осмотрелся. Окно закрыто светомаскировкой, на столе горит лампа, рядом, пододвинув кресло к кровати, сидит отец. Артур Готлибович в темном костюме, при галстуке. Вернулся из гостей или собирается в гости? Николай посмотрел на часы: стрелки показывали десять минут одиннадцатого. Спал восемь часов!

Заметив, что сын проснулся, Артур Готлибович сказал:

— Я хочу серьезно с тобой поговорить.

«Мне сегодня везет на «серьезные» разговоры! Днем Петелин, ночью отец», — подумал Николай, но сказал:

— Я слушаю тебя, — и спустил ноги с кровати.

— Сперва прочти вот это, — отец положил на столе перед ним листок бумаги. Это была сводка Совинформбюро, напечатанная Юлей. С обратной стороны еще не высох клейстер.

— Где ты это взял?

— Я снял листовку со стены дома на Екатерининской... Ты прочитал?

— Да! — он знал эту листовку наизусть.

— Что скажешь? — в голосе отца слышались драматические ноты.

— Очень интересные сведения...

— Ты веришь им?