- Ну-ну, - добродушно усмехнулась Дуня, уловив вдруг в голосе мужа знакомые стальные нотки и такой же блеск в глазах.

- Все! - вдруг жестко сказал муж Михаил, решительно преодолел порог, опустил на голову шлем с идентичной надписью «Дуня» и уехал.

Итак, Дерибасов вез свинину. Дерибасову было хорошо. Дерибасов был уверен в себе.

...Дерибасов наслаждался. Его усики дрыгались в разные стороны, лягали друг друга, Дерибасов непрестанно крутился и беспардонно чмокал губами, привязываясь к проходящим девушкам. Но Дерибасов был разборчив. Девушки, интересовавшие его, обязаны были отвечать определенным требованиям. Если они не отвечали, Дерибасов их не спрашивал.

Рынок шумел. Между прилавков было не протолкнуться. Свинину покупали. Но дело было не в ней. Дело было в самом Дерибасове, вдруг остро почувствовавшем свою необходимость этим бледным инфантильным миниатюрным горожанкам на каблучках, с изящными щиколотками, от которых он успел отвыкнуть. Дерибасов суетился. Все выдавало в нем новичка.

- Эй, эй, мада-а-ам! - кричал Дерибасов. - Я имею вам сказать... Вот эта свинина... вот эта свинина, она очень как раз под ваши губки бордо!

Мадам шарахалась в сторону, а Дерибасов, покосившись на соседний прилавок, обращался к очередной покупательнице:

- Ну и мадам! - качал он головой вслед шарахнувшейся. - Это была такая шутка. Как это говорят на моей любимой далекой родине - алеющие губки... э... ну, не важно. Кстати, если мы уж начали о свинине, то очень рекомендую, мадам. Вашему прекрасному мужу... О! О, это как раз то, что надо практичному человеку, я уже имел вам сказать...

Дерибасов вертелся, склонял голову на бок, отвешивал свинину, красиво откидывал чуб, переставлял слова почти так же, как некий киноактер, игравший в недавнем детективе то ли Лешу, то ли Сашу с Пересыпи.

- А моя фамилия Дерибасов, - добродушно скалился Михаил, - да, да, да. Это все мой неугомонный дед, о, его знала вся Одесса... Что, мадам? Три килограмма? Пожалуйста, питайтесь на здоровье, да, да, вся Одесса... Нет, зачем же сразу рецидивист? Скажем, портной! Х-ха! Нет? Ну-у, граждане, конечно - отчаянный рыбак. Ры-ыбачка-а Со-оня-а... Х-ха! Два кило? Сей миг. Да, Дерибасов, ну жил там, да-а-а, милый такой дедуля, ...ушел как-то в море и... сколько, говорите? Да я слушаю вас вот этими самыми ушами! Не-ет, это против морали. Этот кабан - мой бедный Жорка, я не чаял в нем ни чьей души, а потом вот этими руками... ах: я подлец, х-ха! Не, за три рубля это свинство, вы меня поняли? Свинство за свинство, это слишком сильно сказано. Сколько, говорите? А что так сильно мало?..

Соседям Дерибасов сказал:

- Я из Одессы. Временно живу в окрестностях - вышел случай. Зовут Мишель. Фамилия Дерибасов. Про Де Рибаса слыхали? Про француза? Ну как же!

Зачем Дерибасов заметал следы на своей родословной? А просто так. Для пикантности. А вообще-то фамилия пошла от зятя Назария по четвертой дочери - Ахмета, по прозвищу Делибаш, означавшее по- тюркски что-то вроде «сорвиголова», Прозвище он получил еще на родине, на военной службе, за беспардонное ухарство. Отчаянность эта проистекала от отчаянья. Еще в юности, в день, когда Ахмету сделали обрезание, дервиш предсказал ему смерть на снегу и одну-единственную вдову.

Возмужав и возлюбив женщин, Ахмет стал тяготиться предсказанием. Еще бы! Ведь все мало-мальски достойные люди всю жизнь составляли букет своего гарема и могли с гордостью думать о своем траурном венке. Не желая быть безгаремным горемыкой, честолюбивый и женолюбивый Ахмет рыскал в поисках смерти как по полям брани, так и по чужим гаремам.

В конце концов Делибаш был обнаружен в гареме одного Очень Уважаемого Всеми Человека и едва унес ноги. На следующий день Очень Уважаемый Всеми Человек сказал на базаре, в присутствии многих ушей: «Этому делибашу Ахмету очень нравится мой гарем. Раз у него такой хороший вкус, клянусь, я поселю его там. Такой отважный человек будет хорошим евнухом!»

Ахмет знал, что Очень Уважаемый Всеми Человек склонен забывать о посулах, но угрозы выполняет всегда. И по всей стране у него полно Очень Уважаемых Всеми Друзей. Злополучный Делибаш поступил в духе русского романтизма - бежал на Кавказ.

Горянки Делибашу не понравились. Он был воспитан на восточной неге, лицах, затмевающих красотой луну, плещущихся, как форель, голых животах и тяжелых округлых бедрах. В общем, после яркой масляной живописи Востока, графика гор его не вдохновила.

Делибаш брел через перевалы, презирая снег, на котором ему суждено было умереть. Потом горы стали мельчать, а женщины оставались прежними. Потом была степь, где женщины скакали вокруг Делибаша на конях, чем неприятно шокировали его.

Так и шел он по земле, пока не уперся в бревенчатую стену одной из четырех назарьинских изб. Далее предание гласит:

«Уперся Делибаш взглядом в стену назарьевской избы, да и схоронился за стогом. А Дарье Назаровой приспичило тут за водой идти. И как она только мужика за версту учуяла? Ступила она на крылечко, зевнула, потянулась сладехонько, косу на грудь перекинула, а та с груди, как вода с водопада... Тут-то у Делибаша сердце-то по первому разу и захолонулось. А Дарья с коромыслом все ближе. Стог-то неподалеку от колодца стоял.

А у Дарьи! Серьги блещут! Бусы пляшут! Зубки сахар, губки малина! Румянец - у иной на всей щеке не уместится! А глаза такие уж синие, что такого цвета и в природе-то нет. Такого цвета только мозаика в султанском дворце быть могла! Тут сердце Делибашево во второй раз захолонулось. Понятно, истосковался мужик по такому раздолью бабьему!

Ну, а как Дарья две пудовых бадьи доверху наполнила, да назад с коромыслом поплыла, да так, что вода и не дрогнет, а бедра так и колышутся, в третий раз уж так всего Делибаша захолонуло! Завизжал он по-басурмански, да за Дарьей!

Только назарьинских девок разве наскоком возьмешь? Осерчала Дарья, развернулась, что карусель, да как раз бадьей нечестивца и огрела. А тут братья на крик подоспели. Кирилл с колом, Мефодий с вилами, а Глагол с сетью. Вмиг Делибаша полонили. Только мокрое место на тропинке и осталось. Привели, пред Назарием поставили. Тот, понятно, строгость проявляет:

- Какого такого роду племени? Какого корня и сословия? Откуда взялся? Куда и зачем шел? Что замышлял?

Молчит басурманин, только глазами сверкает. Нахмурился Назарий, напрягся, словно вспоминал что. А потом по-тарабарски так залопочет! Полопотали они немного. Потом Назарий и объявил:

- Разрешаю басурманину Делибашу остаться на особых условиях...

Так и возникла в Назарьино фамилия Дерибасов.

- Между прочим, я отпрыск знатного рода! - журчал Мишель. - Благородное обедневшее дворянство. Отплыли из Марселя в Одессу. А уж из Одессы - кто куда...

Сосед справа, лет сорока, был худ, желт и флегматичен.

- Ну, - сказал он, сморщившись, - так что?

За ним стояла бесцветная пухлая женщина с прозрачными глазами.

- А вот сви-ининка, - жалобно тянула она, - а вот...

- А вот спеку-улянтка, - передразнил проходивший подросток.

Флегматик поджимал губы, отчего вместо рта образовывалась изогнутая кверху линия, в конце которой торчала изжеванная беломорина. Фартук у флегматика был грязный и рваный, однако от всей тощей его фигуры веяло таким осознанным достоинством, что торговал он очень бойко, но все с той же гримасой отвращения.

Прозрачноглазая покашливала, шуршала открахмаленным халатом и бестолково перекладывала куски мяса.

- Женщина, свининки, - предлагала она, - женщина! - Прозрачноглазая откровенно клянчила. - Свежая, вкусная!

- Тетя! - жестко сказал Мишель. - Не суетись.

- А я это, - сказала Прозрачноглазая, - купила бы у тебя машину, правда.

- Дуню? - оскорбился Дерибасов.