женой.

Тамзин нажала на кнопку стереосистемы и мечтательно зажмурилась, наслаждаясь «Летней песней» Делиуса, — она навевала воспоминания о летнем поле, алых маках, васильках и жаворонках в прозрачном небе. Зима чертовски надоела Тамзин, она истосковалась по солнцу и теплу. Направляясь в спальню, она подумала, что неплохо бы весной отдохнуть за границей. Например, в Испании, на пасхальных торжествах в Севилье, с их шумными красочными шествиями и представлениями, корридами, фейерверками и зажигательными танцами. Она почти явственно почувствовала дуновение жаркого ветра, насыщенного ароматами моря и фруктов, услышала звон цыганских бубнов и гитар, крики возбужденной толпы. Настроение у нее улучшилось.

Ей захотелось послушать диск с записью андалузских мелодий, похлопать в ладоши и отстучать ногами один из популярных ритмов. Она сняла юбку, колготки и блузку, поставила любимый диск и стала приплясывать и напевать, любуясь своим отражением в зеркале.

Она осталась довольна своим обликом. Красота передалась ей от матери, стройной высокой блондинки. Тамзин с удовольствием отметила плавный переход узкой талии в крутые бедра, лакомую форму ягодиц, напоминающих персики, стройность ног и полноту грудей с большими розоватыми сосками. Бюстгальтер она могла бы не носить, груди ее были достаточно упругими и не нуждались в поддержке.

Сжав их ладонями, Тамзин вспомнила, как мастерски ласкал их Майк, и соски сразу же отвердели. Она потерла их подушечками пальцев, и они словно бы вспыхнули. Пламя переметнулось в промежность. Ей стало жаль потерянных месяцев: вместо того чтобы ссориться и спорить с Майком по пустякам, они могли бы получать божественное удовольствие. Ничего, подумала она, случившееся сегодня — только начало их новых отношений.

Она поежилась, живо воссоздав в памяти сцену их совокупления в ее кабинете на рабочем столе, среди поздравительных открыток, журналов и фотографий. Раньше она не задумывалась, понравится ли ей совокупляться с завязанными глазами. Но теперь, испытав глубочайшее удовлетворение с Майком, явно тяготеющим к садомазохизму, она почувствовала живой интерес к нетрадиционному сексу. Чему ее обучит Майк?

По спине у нее пробежала дрожь, фантазии зашли слишком далеко. Она залезла в ванну и быстро разомлела от горячей воды с запахом жасмина. Из открытой двери лилась гитарная музыка, порождающая видения темной и душной южной ночи, полной любовных страстей. Снова к ней вернулся Майк, на этот раз с хлыстом в руке, и в лоне вспыхнул пожар. Она начала представлять себе его уроки секса, пришпоривая воображение легкими прикосновениями к соскам и чувствительным лепесткам волшебного цветка внизу живота.

Этому волшебному органу следовало бы поклоняться, подумала она, возводить в его честь храмы, совершать религиозные обряды. Почему фаллос стал предметом поклонения у многих народов, а клитор — нет? Это несправедливо, клитор тоже заслуживает, чтобы его увековечили в камне и в дереве, сделали идолом.

Пальцы Тамзин нащупали крохотную головку чувствительного бугорка в райских кущах на лобке, раздвинули складки наружных половых губ и стали поглаживать блестящий розовый перл — источник чистой радости и неземного удовольствия. По сравнению с ним вялый пенис выглядел уродливо и нелепо. Что же удивляться тому, что многие женщины становятся лесбиянками? Половые органы мужчин их пугают и отталкивают.

Разгоряченная подобными умозаключениями, Тамзин поглаживала любимый орган пальцами одной руки, вставив два пальца другой во влагалище. Приятные ощущения нарастали, она стала тереть клитор энергичнее и вскоре достигла оргазма. Но в самый сладкий миг неожиданно раздался голос Тима:

— Право же, дорогая, ты могла бы и дождаться меня! Сказочный мир удовольствия рассыпался на осколки. Она открыла глаза и увидела, что Тим стоит в дверях, одетый в темно-серый вечерний костюм и готовый ужинать в ресторане.

— И давно ты на меня пялишься? — рявкнула Тамзин, прикрыв груди губкой, как щитом, словно бы он не видел ее голой.

— Достаточно давно, — невозмутимо ответил Тим и покосился на свою оттопыренную членом брючину. — Я не знал, что ты грешишь рукоблудием.

— Ты многого еще обо мне не знаешь, — резко сказала Тамзин, встала и, обернувшись махровым полотенцем, ступила на коврик.

— В самом деле? — Тим вскинул одну из своих кустистых бровей. — Может быть, ты соблаговолишь просветить меня? Между нами не должно быть секретов.

Тамзин окинула его презрительным взглядом, ей все стало ясно. Пусть он богат, обаятелен и холост, но тратить остаток жизни на то, чтобы ему что-то объяснять, она не собиралась. И уж если быть честной до конца, то и проводить с ним этот вечер тоже не хотелось.

— Все кончено, Тим, — холодно сказала она и вышла из ванной.

— Как это понимать? — спросил он, провожая ее изумленным взглядом.

Тамзин обернулась, взглянула на его ошарашенное лицо и, с трудом подавив смех, сказала:

— С меня довольно! Ты прекрасный парень, Тим, и ни в чем не виноват. Просто мы разные люди и не подходим друг другу. Уходя, оставь ключ от квартиры на столе в прихожей.

Разрыв отношений с любым давним знакомым вызывает у человека тягостные чувства. Расставшись с Тимом, к которому Тамзин успела привыкнуть, она впала в хандру. Приближающиеся рождественские праздники уже не казались ей радостным событием. Момент для расставания был не самый удачный. Но в жизни всякое случается, а уныние — тягчайший из грехов.

Рассудив таким образом, Тамзин не стала огорчаться по поводу исчезновения Майка. А закончив все редакционные дела, она отправилась за рождественскими покупками в «Харродз» — самый фешенебельный и дорогой лондонский универмаг, намереваясь ни в чем там себе не отказывать.

Собственно говоря, покупать подарки, кроме как для самой себя, ей было не для кого. Она была единственным ребенком у родителей, ни тетей, ни дядей, ни двоюродных сестер и братьев не имела, а круг друзей был очень узок. Зато у нее было множество знакомых, и всех их следовало поздравить с Рождеством и Новым годом. Поэтому она накупила массу красивых поздравительных открыток. Одиночество ее не страшило, напротив, она радовалась свободе и говорила, глядя в зеркало:

— Кто знает, какие приключения ожидают меня этим вечером? Ведь я свободная молодая женщина!

Улыбнувшись своему отражению, Тамзин тщательно обвела контурным карандашом губы и наложила красную блестящую помаду. Затем она уделила внимание глазам — накрасила коричневой тушью ресницы, подвела веки, оттенила брови. Оставшись довольна собой, она вынула шпильки из волос и, распустив их по плечам, задумалась, что ей делать с этой золотистой гривой: оставить распущенной или уложить в пучок?

Сегодня ей хотелось выглядеть беспечной и свободной, поэтому она решила придать волосам легкомысленный вид. Коллеги искренне удивились бы, если бы увидели ее такой: они привыкли видеть ее строгой, холодной и аккуратно причесанной. Пожалуй, только два-три человека знали, какая Тамзин на самом деле, но они держали язык за зубами. К этим доверенным лицам относились Тэг, Дженис и, естественно, Майк.

Собираясь на вечеринку в пятницу вечером, Тамзин вспомнила о нем и почему-то о его галстуке. Она вновь ощутила повязку на своих глазах, его жаркие руки, ласкающие ее плоть, чувственный рот, целующий ее сокровенные места. Их бешеный совместный галоп на письменном столе и ослепительный оргазм.

— Нет! — вскричала она. — Нет, нет и нет! Я не поддамся этому наваждению! Ничего не изменилось, я осталась прежней и не уступлю этому самодовольному хряку, не стану его покорной подстилкой! Я свободная женщина и могу развлекаться с тем, с кем я захочу. А еще лучше — ни с кем не связываться и самой удовлетворять себя.

С такой оригинальной мыслью она застегнула на талии узкий черный поясок, уселась на антикварном стуле перед старинным трюмо и натянула на ноги тонкие черные чулки. Вид собственных белых ляжек возбудил Тамзин, и, когда она притронулась к ним, застегивая резинки, по коже ее пробежали мурашки. Она полюбовалась стройной ножкой в чулочке, проверила, на месте ли швы, осталась довольна округлыми