— Сколько? — воскликнул он. — Сколько стражей погибли из-за меня прошлой ночью?

— Я… Думаю, шесть или семь.

Серьезные потери. Я ощутила жжение в груди, вспомнив имена, которые перечисляли во время церемонии.

— Шесть или семь, — с болью в голосе повторил Дмитрий. — Умерли за одну ночь. Из-за меня.

— Ты там был не один! И вообще, повторяю — это был не ты! Ты не мог управлять собой. И для меня это не имеет значения…

— А для меня имеет! — закричал он; его голос зазвенел по всему коридору. Стражи на дальнем конце задвигались, но не подошли. Потом Дмитрий заговорил тише, но его голос по-прежнему дрожал от сильных чувств. — Для меня это имеет значение, вот чего ты не понимаешь. И не можешь понять. Не можешь понять, каково это — осознавать, что я делал. Все время, пока был стригоем… Сейчас это кажется сном, но таким, который помнится очень ясно. Мне нет прощения. А что я творил с тобой? Это воспоминание больнее всего — обо всем, что я делал, и еще о том, что мне хотелось делать.

— Больше это не повторится, — умоляюще заговорила я. — Пусть все уйдет. До того как это произошло, ты говорил, что мы будем вместе. Что мы получим назначения близко друг к другу и…

— Роза, — прервал он меня, впервые назвав по имени, и это пронзило мне сердце. Наверное, оговорился, на самом деле не желая обращаться ко мне таким образом. Его губы искривила улыбка, но ничуть не веселая. — Ты что, и впрямь думаешь, будто мне когда-нибудь позволят стать стражем? Чудо, что я вообще еще жив!

— Неправда! Как только они поймут, что ты снова прежний… все станет как было.

Он с грустью покачал головой.

— Твой оптимизм… Твоя вера, что ты можешь заставить события развиваться по собственному желанию… Ох, Роза! Это одна из самых удивительных твоих особенностей, но одновременно одна из самых досадных.

— Я верила, что тебя можно вернуть из состояния стригоя, — заметила я. — Выходит, моя вера в невозможное не так уж безумна.

Это был серьезный, разрывающий сердце разговор, но каким-то образом он напомнил мне наши прошлые тренировки. Обычно Дмитрий старался убедить меня в чем-то, с его точки зрения, важном, а я возражала, руководствуясь «логикой Розы». Теперешняя ситуация, несомненно, другая, но я занимала ту же позицию. Увы, это не тренировка. Он не станет с улыбкой закатывать глаза. Это серьезно. Вопрос жизни и смерти.

— Я благодарен тебе за все, что ты сделала, — официальным тоном заявил он, по-прежнему успешно справляясь со своими эмоциями. Еще одна общая для нас черта — мы всегда старались держать себя в руках, однако он преуспевал в этом лучше меня. — Я обязан тебе, но уплатить долг не в состоянии. Как уже было сказано, лучшее, что я могу сделать, это держаться от тебя подальше.

— Если ты будешь все время с Лиссой, то не сможешь избегать меня.

— Люди могут жить рядом без… без… Могут просто жить рядом, и все.

В этом был он весь — логика побеждает эмоции.

Именно тогда я и взорвалась. Как уже было сказано, он всегда лучше меня владел собой.

Я бросилась к прутьям решетки так быстро, что даже Майкл вздрогнул.

— Но я люблю тебя! — прошептала я. — И знаю, ты тоже любишь меня. Неужели ты воображаешь, что сможешь всю оставшуюся жизнь не замечать меня, даже находясь рядом?

А ведь когда-то он пытался вести себя именно так, причем долгое время — еще в Академии. И думал, что у него получится. И хотя нам обоим тогда приходилось нелегко, в каком-то смысле Дмитрий был подготовлен к тому, чтобы жить, пытаясь игнорировать свои чувства ко мне.

— Ты любишь меня, — повторила я. — Знаю, что любишь.

Я просунула руки между прутьями и так отчаянно потянулась к Дмитрию, словно пальцы могли внезапно удлиниться и коснуться его. Мне страстно хотелось этого — дотронуться до него, ощутить тепло его кожи. Одно-единственное прикосновение — чтобы он почувствовал, что по-прежнему любим…

— Это правда, — спросил Дмитрий, — что ты встречаешься с Адрианом Ивашковым?

— Что? — У меня отвисла челюсть. — С чего ты это взял?

— Слухи ходят. Так что, вы встречаетесь?

На мгновение я заколебалась. Сказать правду означало дать ему новое основание для того, что держаться в стороне от меня. Но солгать я не могла.

— Да, но…

— Хорошо.

Не знаю, какой реакции я ожидала от него. Ревности? Потрясения? Вместо этого он, казалось, испытал облегчение.

— Адриан лучше, чем кажется, — продолжал Дмитрий. — Он подходит тебе.

— Но…

— Вот где твое будущее, Роза. — Безнадежное выражение человека, утратившего вкус к жизни, снова вернулось к нему. — Ты не понимаешь, что это такое — пройти через то, через что прошел я… быть стригоем, а потом перестать быть им. Это изменяет все. Дело не просто в том, что я вел себя с тобой непростительно. Все мои чувства… даже к тебе… изменились. Прежних чувств больше нет. Может, я и стал снова дампиром, но то, что произошло… оставило в душе шрамы. Изменило мою душу. Теперь я не могу любить никого. И я не люблю тебя. Между нами больше ничего нет.

Вся кровь в жилах заледенела. После того, как он недавно смотрел на меня… Нет, я не верила ни единому его слову.

— Нет! Это неправда! Я люблю тебя, и ты…

— Охрана! — закричал Дмитрий так громко, что, казалось, задрожало все здание. — Уведите ее отсюда! Уведите!

Стражи всегда действуют молниеносно — и теперь охранники в мгновение ока оказались около камеры. Дмитрий был не в том положении, чтобы отдавать приказы, но начальство не погладит стражей по головке, если здесь возникнет какая-то заваруха. Они начали теснить меня и Майкла прочь от решетки, но я сопротивлялась.

— Нет, постойте…

— Перестань, — прошептал мне на ухо Майкл. — Наше время истекло, и сегодня ты больше ничего не добьешься.

Слова замерли у меня на губах. Я позволила охранникам вывести себя, но прежде устремила на Дмитрия последний долгий взгляд. На лице его было бесстрастное выражение истинного стража, но его ответный, пронизывающий взгляд ясно говорил, что творится в его душе.

Друг Майкла все еще дежурил наверху, и мы ускользнули без всяких неприятностей. Оказавшись снаружи, я сердито топнула ногой.

— Проклятье!

Двое проходивших мимо мороев — наверное, возвращающихся с запоздалой вечеринки — бросили на меня испуганные взгляды.

— Успокойся, — сказал Майкл. — Это же ваша первая встреча после его возвращения. Вряд ли ты вправе ожидать чуда прямо сейчас. Он передумает.

— Не уверена. — Вздохнув, я подняла взгляд. По небу лениво скользили легкие облака, но я едва замечала их. — Ты не знаешь его так, как я.

Да, наверное, Дмитрий не вполне еще опомнился после обратного превращения, и этим отчасти объяснялось его поведение. Но я сомневалась, что дело этим и ограничивалось, ведь я действительно очень хорошо знала его. Знала, как сильно в нем чувство долга, как непоколебимы убеждения относительно того, что правильно, а что нет. Он жил, руководствуясь ими. И если он действительно по-настоящему считал, что ему не следует поддерживать со мной отношения, то очень велика вероятность того, что он и не станет этого делать — даже если любит меня. Ведь в Академии уже было именно так. Что же до остального… если он и правда больше не может любить никого, и меня в том числе, — даже если это правда, то это уже совсем другая проблема. Кристиан и Адриан беспокоились, не осталось ли в нем чего-нибудь от стригоя, но боялись лишь, что в нем задержалась склонность к насилию. И никому даже в голову не приходило, что от