раздражительность дона Фернана. На самом же деле он за это время постарался выпытать у них в пылу спора все, что они знали и чего боялись, дабы утвердиться в собственных предположениях и, раскрыв тайну девушки, укрепить свою власть над нею.
Желание это не только понятно, но и необходимо для существа, из сердца которого профессия его исторгла все естественные чувства; если вместо них сердце порождает злобу, тщеславие и стремление нанести другим вред, то виноваты в этом никак не сами люди, а та система, которая их себе подчинила.
— Сеньора, — сказал священник, — вы всегда выказываете особое рвение к католической вере, а вы, сеньор, постоянно напоминаете мне о чести вашей семьи. Я пекусь и о той и о другой, скажите, что можно сделать лучшее в интересах обеих, как не убедить донью Исидору стать монахиней?
— Я этого хотела бы всей душой! — воскликнула донья Клара, сложив руки и зажмурив глаза, как будто она в эту минуту увидела, что дочь ее приобщается к лику святых.
— Я и слышать об этом не хочу, отец мой, — сказал Фернан, — красота и богатство моей сестры дают
— Вы забываете, сын мой, о необыкновенных обстоятельствах, связанных с ранними годами жизни вашей сестры. Среди нашей католической знати немало таких людей, которые предпочли бы, чтобы в жилы их была влита черная кровь изгнанных из страны мавров или объявленных вне закона евреев, нежели кровь той, которая…
Тут он что-то таинственно зашептал, отчего донья Клара вздрогнула, охваченная отчаянием и горем, а сын ее в гневе вскочил с места.
— Не верю я ни одному вашему слову, — раздраженно воскликнул он, — вы хотите, чтобы моя сестра приняла монашество, и поэтому поверили в эту чудовищную выдумку, да еще вдобавок сами распространяете эти слухи.
— Сын мой, умоляю тебя, не забывайся! — воскликнула донья Клара, вся дрожа.
— Не забывайтесь и вы, сеньора, и не приносите вашу дочь в жертву ни на чем не основанной и невероятной выдумке.
— Выдумке! — повторил отец Иосиф, — сеньор, я прощаю вам ваши нелепые мысли касательно меня самого, но позвольте напомнить вам, что снисходительность моя ни в какой степени не распространяется на оскорбление, которое вы наносите католической вере.
— Досточтимый отец, — сказал перепуганный Фернан, — на целом свете нет человека, который бы столь ревностно исповедовал католическую веру, как я, и вместе с тем который бы был так ее недостоин.
— Последнему я готов поверить, — сказал священник. — Согласны ли вы с тем, что все, чему учит святая церковь, истинная правда?
— Ну, разумеется, согласен.
— Раз так, то вы должны согласиться, что острова на Индийских морях особенно подвержены влиянию дьявола.
— Соглашаюсь, если церковь требует, чтобы я этому поверил.
— И что дьявол околдовал своими чарами тот самый остров, на котором в детстве потерялась ваша сестра?
— Не понимаю, из чего это следует, — сказал Фернан, внезапно выступая в защиту этой посылки сорита[405].
— Не понимаете, из чего это следует! — повторил отец Иосиф, крестясь. — Excaecavit oculos eorum ne viderent[406][407], но для чего же мне попусту расточать на тебя латынь и логику, если ты не способен уразуметь ни того, ни другого? Запомни, я прибегну к одному только неопровержимому доводу: тот, кто не соглашается с нами, тот против нас. Инквизиция в Гоа[408] знает, сколь истинны мои слова, и пусть кто-нибудь попробует сказать, что это не так!
— Только не я! Только не я! — воскликнула донья Клара, — и уверена, что и не этот упрямец. Сын мой, заклинаю тебя, поторопись проникнуться верой во все то, что тебе говорит святой отец.
— Я и без того тороплюсь, — ответил дон Фернан тоном человека, которого заставляют глотать что- то невкусное, — только вера моя задохнется, если вы не дадите ей времени, чтобы все это проглотить. Ну а насчет того, чтобы оно переварилось, — пробормотал он, — так уж это будет, когда господь приведет.
— Дочь моя, — сказал священник, который отлично умел выбрать mollia tempora fandi[409][410], и понимал, что мрачный и раздраженный Фернан на большее сейчас уже не способен, — дочь моя, довольно, нам следует быть очень осторожными, ведя за собою тех, кто спотыкается на пути благодати. Молитесь вместе со мной, дочь моя, дабы у сына вашего открылись глаза на то, сколь славно и сколь блаженно призвание его сестры ступить на стезю, ведущую в обитель, где безграничная щедрость божественной благодати возвышает счастливых избранников над всеми низменными и суетными заботами, над разными мелкими и суетными слабостями, которые… Гм!.. кое-какие из этих слабостей, признаться, одолевают сейчас и меня самого. Я так много говорил, что совсем охрип, а ночью было так душно, что я совершенно измучался, и поэтому не худо бы подкрепиться крылышком куропатки.
Донья Клара сделала знак слуге, и был принесен поднос с вином и такой куропаткой, что французский прелат заказал бы себе, вероятно, вторую порцию, несмотря на свой ужас перед toujours perdrix[411][412].
— Посмотрите, дочь моя, до чего же меня извели эти пагубные пререкания, право же, поистине я могу сказать: «ревность по доме твоем снедает меня»[413].
— Ну, так вы скоро
И, перекинув через плечо плащ, он удивленно посмотрел, с какой легкостью священник расправляется с крыльями и грудкой своей любимой дичи, попеременно то шепча назидательные поучения донье Кларе, то делая какие-то замечания по поводу того, что в кушанье недостает душистого перца или лимона.
— Отец мой, — сказал дон Фернан, который вернулся и стоял теперь перед ним, — отец мой, у меня к вам просьба.
— Буду рад, если смогу ее удовлетворить, — ответил священник, переворачивая объеденные кости, — только тут одна ножка осталась, да и ничего почти нет на ней.
— Я совсем не об этом, — улыбаясь, сказал Фернан, — я хочу попросить вас, чтобы вы не возобновляли разговора о монастыре с моей сестрой до тех пор, пока не вернется отец.
— Ну разумеется, разумеется. Ах, подходящее вы время выбрали, чтобы меня просить, знаете, что никак я отказать не могу в такую минуту, когда сердце мое согрелось, и смягчилось, и разомлело от… от… от всех доказательств вашего искреннего раскаяния и смирения и всего, на что только могли надеяться, чего могли хотеть и благочестивая матушка ваша, и ваш ревностный духовник. Право же, меня все это трогает… эти слезы… не часто мне доводится плакать, но разве что в таких случаях, как этот, и тогда-то уж я проливаю слезы и мне приходится пополнять эту трату…
— Так не выпить ли вам еще вина? — предложила донья Клара.
Отец Иосиф налил себе еще один бокал.
— Спокойной ночи, отец мой, — сказал дон Фернан.
— Да хранят вас все святители, сын мой. До чего же я устал! Я просто изнемогаю от этой борьбы! Ночь такая душная, что тянешься к вину, чтобы только утолить жажду, а вино возбуждает, и тогда надо
