Изо всех сил стараясь не засмеяться, он наблюдал, как она проглотила его наживку: ее хорошенькое маленькое личико несколько раз то бледнело, то краснело, прежде чем она взорвалась словами.

— Я спасла жизнь этой неблагодарной женщине! — воскликнула она и рассказала Сэнди и о чемодане, который держал Кейн, и как она сообразила, что, если не будет действовать быстро, змея успеет ужалить Руфь.

Сэнди внимательно слушал Кейл, улыбка сошла с его лица. По словам Кейна, это была безрассудная женщина, но ее объяснение происшедшего было весьма логично, и выходило так, что она действительно спасла жизнь Руфи.

— А что потом? — спросил он мягко. — Испугались и немного разнервничались? — Он увидел, что она как бы отдалилась от него, а ее лицо снова покраснело, но теперь от смущения, а не от раздражения. Он стоял и терпеливо ждал, пока она решит, говорить ему правду или нет.

Глубоко вздохнув, она, наконец, сказала:

— Хорошо… Мой старик часто выходил из себя и… распускал руки, и я подумала, когда ваш ковбой дотронулся до меня… У меня было как бы маленькое путешествие во времени.

Рассказав ему все, Кейл стояла, глядя на него воинственно, готовая ко всему. Она была немного похожа на молодого бычка, который был не так уж толстокож…

Сэнди кивнул:

— Вы понимаете что-нибудь в лошадях?

— Я смогу разобрать что-нибудь, только когда одна из них вверх ногами…

Он захихикал.

— А почему бы вам не помочь мне расседлать этих животных и не рассказать, где вы научились так хорошо владеть оружием?

— Думаю, владею им достаточно плохо, потому что чуть не отстрелила этому ковбою ногу.

Шагая, Сэнди не оглядывался на нее, но услышал сожаление в ее голосе и то, как она назвала Кейна «этот ковбой».

— Вы извинились перед Кейном?

— Ха! Да я лучше умру!

Сэнди взглянул на нее из-под полей шляпы: она смотрела на горы, ее руки сжались в кулаки, а рот превратился в ниточку.

— Вы — леди, занимающаяся волосами, или вдова, или та, у которой такой смешной магазинчик? Она не ответила, а его глаза уже заблестели.

— Вы пишите об убийствах?

— Да, — ответила она все еще сердито, но потом посмотрела на него и засмеялась. — Моя следующая книга будет называться «Смерть ковбоя». Как вы думаете, какая смерть ему подходит больше? Попадет в собственное лассо и задохнется? Или, может быть, гремучая змея в его подушке? — Ее смех стал громче. — А быть может, он умрет от заражения крови из-за грязной пули, которая отстрелила ему все пальцы?

Весело хихикая, Сэнди открыл перед ней дверь сарая.

— Входите и расскажите мне конец этой истории. Я люблю хорошие рассказы.

— Тогда вы мне нравитесь, — счастливо улыбаясь, сказала она, — потому что я могу рассказать тьму хороших историй. — Потом, нахмурившись, добавила: — Как хорошо, когда ты хоть кому-то нравишься…

На самом деле я совсем не хотела, чтобы ковбой Тэггерт меня ненавидел. Я всегда мечтала быть любимой. Мне хотелось, входя в комнату, где находятся люди, услышать: «Кейл пришла! Теперь можно начинать вечеринку». Но на самом деле все было иначе. Пишущих людей не часто приглашают на приемы, а когда это случается, у них появляется склонность наблюдать, сидя в углу.

После того, как я помогла в сарае этому доброму, милому старику Сэнди, мне казалось, что ничто меня уже не выведет из себя, и я поклялась вести себя прилично все время, пока буду здесь отдыхать. А через десять лет этот ковбой еще вспомнит меня и скажет: «А та маленькая писательница была в самом деле ничего».

Я продержалась целых двадцать четыре часа. В обед все мы сидели за одним круглым столом — я молчала. Я ничего не говорила, когда ковбой, сидящий напротив Руфи, в сотый раз подлил ей вина. Я ничего не сказала, когда худая особа начала болтать о своих поставщиках наркотиков. Я не смеялась даже, когда толстуха залила вином ковбоя, и все принялись отмывать красное пятно с его брюк. Я вежливо всем пожелала доброй ночи и пошла в свою комнату, собираясь поработать над планом моей следующей книги. Но самой сильной и лучшей чертой моего характера является способность анализировать, которая часто перерастает в самоедство. Именно этим я и занималась в ту ночь.

Почему мужчины не способны разобраться в таких женщинах, как Руфь? Почему они теряют рассудок, когда дело касается женщин? Длинные ноги, волнующая грудь, акры волос, и пожалуйста — женщина может получить любого, кого захочет.

Меня нервировало, что меня так тянет — серьезно тянет — к этому огромному глупому ковбою, в то время как он смотрит на меня так, будто хочет накормить крысиным ядом.

Я держалась прилично и весь завтрак, в то время как Руфь и глупец делали друг другу сладкие глаза, стараясь разгадать значение замечаний наподобие «Передайте мне мед». Скучнее ничего не может быть, как находиться рядом с влюбленными, поглощенными друг другом. Они находят забавное в каждом слове, а любой жест одного — это в глазах другого воплощение красоты, их ничто не интересует кроме них самих.

Я потихоньку ела свой завтрак и наблюдала, как глядит ковбой на Руфь: он был безнадежен. А вот Руфи то и дело надменно поглядывала на дуэт Мэги — Вини с выражением триумфа, как будто говоря «глядите, что я могу делать». Возможно, она уже видела захватывающую финальную сцену, когда она скажет ему «прощай навек», заливаясь слезами. Но бедный глупый Тэггерт глядел так, как будто хотел быть передником, повязанным вокруг совершенной талии Руфи, и держать ее у плиты. В какую-то минуту я получила огромное удовольствие, воображая Руфь в кухне: пол, покрытый линолеумом, занавески из льна в клетку, запах жареного лука, горячая говядина на столе, три хнычущих малыша, цепляющихся за ее опухшие, красные, небритые ноги.

Я опомнилась, когда Сэнди, глядя на меня, засмеялся так, будто он точно знал, о чем я думала. Мне пришлось подмигнуть ему и горячо поприветствовать стаканом апельсинового сока.

Между тем наступило послеобеденное время, а я, наплевав на все, вела себя так хорошо, что даже испытывала некое самодовольство.

Мы сели на лошадей и поехали по маршруту. На лошади я сидела пару раз и прежде, но с уверенностью могу сказать, что верховая езда большого ума не требует. Я, конечно, не имею в виду выездку или скачки с препятствиями, которые требуют многих лет практики и тренировки, но сидение на этом хорошо откормленном благодушном животном, знающем дорогу, никакого мастерства не требует.

Оказалось, что Руфь и ее дуэт иного мнения. Помня о социальном положении Руфи, я была уверена, что она великая наездница, но оказалось, что этого животного она безумно боится. Боится ее больших широких ноздрей, ее морды, равно как и ее зада. Когда она взобралась на лошадь и ее глаза расширились от страха, я ее почти полюбила. Видимо, она в самом деле хочет задержаться на своей работе, если отважилась взобраться на лошадь, испытывая перед ней непреодолимый страх.

Близился вечер. Мы, уставшие и, по большей части, молчаливые, спешились. Руфь ехала позади Тэггерта, все время разговаривая с ним. Некто из дуэта попыталась рассказать мне о вегетарианской диете, но, когда я пояснила, что не ем ничего, кроме мяса, и к тому же в больших количествах, она заткнулась и больше со мной не разговаривала. Тишина леса вокруг, Сэнди, едущий на лошади следом за мной,