невозможен.

— Я оставляю тебя, — сказала Нефертити, погладив дочь по голове. — Кормилица будет докладывать мне о твоем состоянии. Хочешь, я пришлю тебе Пентью?

Ужас сверкнул в глазах Меритатон.

— Нет! — вскрикнула она. — Не надо, завтра у меня все пройдет, — уже более спокойно произнесла царевна.

Нефертити слегка подняла брови, затем направилась к двери. Только она вышла, как в комнату вошла любимая младшая прачка Меритатон забрать белье в стирку.

— Возьми то, что лежит в углу, — сказала царевна, охваченная сомнениями и тревогой.

Служанка присела на корточки, чтобы разобрать белье — набедренную повязку, в которой Меритатон спала, и льняное платье — в нем она была во время ужасного ночного приключения. На платье оставались следы путешествия по саду и подземному коридору — оно испачкалось в земле, особенно внизу, где была золотая вышивка. А на бедре оказалось какое-то подозрительное пятно, но прачка притворилась, что не заметила его. Она сложила платье и повесила на руку. Прачка замочит платье в соленой воде из шахт, грязные пятна намылит и потрет. После полоскания одежду царевны передадут гладильщицам, которые тщательно восстановят с помощью крахмала все складки.

— Желаю моей госпоже великолепия и цветения сердца, — сказала прачка и вышла.

В этот момент вошли Макетатон и Анхесенпаатон.

— Что с тобой? — спросила первая.

— В животе бурлит, — ответила Меритатон, понимая вдруг, что и она, и ее младшая сестра теперь не вправе наследовать трон. — Ты будешь царицей, — сказала она Анхесенпаатон.

— Я знаю, мать только что мне это сказала, — ответила девочка с недовольным выражением лица. — Значит… Я должна буду жить во дворце с мальчиком. Это неинтересно.

Весь день под наблюдением матери и дворцовых чиновников! И она не увидит больше Пасара.

— Ты же знаешь, когда мать что-нибудь задумает… — произнесла Меритатон.

— Хорошо, теперь только мне осталось найти мужа, — бойко сказала Макетатон.

Потом она засмеялась и добавила:

— А мама, она что, одна останется?

Этот вопрос не вызвал интереса Меритатон. Макетатон вышла из комнаты, но Анхесенпаатон осталась.

— А что с тобой случилось на самом деле? — спросила она. Для девушки ее возраста у нее был необычно низкий голос.

Меритатон медленно повернулась к ней.

— Ничего, а что?

— Я хорошо знаю тебя. Ты что-то скрываешь.

Меритатон какое-то время смотрела на младшую сестру, затем легла на спину и закрыла глаза. Надо ли посвящать в свою ужасную тайну это невинное создание? Сказать ей, что отец был отравлен? Рассказать о разговоре, который поразил ее и Неферхеру в Архиве? Об убийстве поставщика яда? Зачем? Сестра не сможет удержать свой язык. Хуже того, она будет страдать. Или сойдет с ума. Станет подозрительной. Раздраженной.

— Ты все придумываешь, — устало возразила Меритатон.

— Где ты была вчера вечером? — не отставала Анхесенпаатон, и, так как удивленная сестра не отвечала, она продолжила: — Ты вышла, когда еще не было полуночи, а вернулась незадолго до рассвета.

Меритатон удивленно смотрела на нее.

— Ты, оказывается, шпионишь за мной! — воскликнула она.

— И твое платье было грязное, — хитро улыбаясь, добавила Анхесенпаатон.

— Я тебе запрещаю следить за мной! — заявила Меритатон. — А сейчас позволь мне отдохнуть.

— Очень хорошо, — жалобно сказала Анхесенпаатон. — А я выйду замуж за Пасара. Я не хочу быть царицей, не хочу выходить замуж за Тутанхатона. Пасар мне сказал, что возьмет меня в жены.

И пошла к двери.

— Кто такой Пасар? — спросила Меритатон.

— У каждого свои секреты, — ответила Анхесенпаатон.

— Иди сюда!

Но Анхесенпаатон уже закрыла за собой дверь. Меритатон осталась одна, терзаясь муками, которые были сравнимы с коликами в животе. Теперь у нее бурлило не в животе, а в голове. Вертелся назойливый вопрос, причиняя ей острую боль: кого же готовился отравить Пентью?

На какое-то время она вспомнила о Сменхкаре. Где же он? Как переживает свою опалу? И что он думает обо всем этом? Во время их редких встреч до смерти Эхнатона он всегда демонстрировал свое хорошее отношение к ней. Она вспомнила его томный взгляд, глаза, обведенные сурьмой, сдержанные деликатные жесты, задумчивость. Все это контрастировало с авторитарным и даже грубоватым поведением его сводного брата, царя. Что их связывало? Правда ли то, что эти двое мужчин делили одно ложе? Она однажды слышала это от служанки своей матери. Что бы это значило? Ей хотелось поговорить с ним, рассказать о своих сомнениях, тайнах и страданиях. У нее было чувство, что этот обещанный и вдруг отнятый муж был единственным, кому она может излить душу. Но его не было рядом.

Она была пленницей во дворце, где никто не говорил друг с другом искренно, где правдивые слова были неслышны, потому что произносились шепотом.

Большой зал для аудиенций Царского дворца наполнился шепотом и скрипом сандалий. Двустворчатая дверь, инкрустированная золотыми пластинами, открылась.

Уадх Менех встал с золотого кресла и спустился с постамента, чтобы поприветствовать посетителей. Он не мог поступить иначе: эти люди были великими жрецами самых богатых и древних культов. Помимо жрецов Амона и Пта, Хумоса и Нефертепа, здесь были жрецы не менее важных культов: Аписа, Хоруса и Хатхор. Даже если их боги не почитались в Ахетатоне, Распорядитель церемоний не мог не оказать им должного почтения.

Он попросил Панезия, Первого слугу Атона, помочь ему в приеме гостей.

В Двух Землях почитались и религия, и власть.

Уадх Менех, сын крестьянина, с юности обученный держаться с достоинством писаря, благодаря особому расположению хозяина поместья знал, насколько переменчива власть. Еще один династический переворот, и он рискует остаться без своих титулов и привилегий. Если он не понравится новым властителям, то падет так же быстро, как и вознесся. Поэтому он относился к визитерам, как хитрый землевладелец относится к потенциальным покупателям его земель.

Каждому из жрецов полагалось по два писаря и носильщик опахала. Кроме того, каждого из них сопровождали шесть писарей второго ранга. В целом явилось около пятидесяти человек. Возглавлял эту процессию Хумос.

Бритые головы сановников блестели от жары. Возможно, их потому и брили, что с возрастом только на висках оставалось немного волос.

Менех и прибывшие стали приветствовать друг друга и выказывать знаки уважения. После этого посетители заняли пять роскошных кресел из кедрового дерева, инкрустированных слоновой костью. Уадх Менех и Панезий устроились напротив на не менее роскошных сиденьях. Слуги принесли подносы, уставленные кувшинами с вином, пивом, маленькими хлебцами в меду и медными кубками, и принялись обслуживать гостей. Другие слуги взяли на себя заботу об их спутниках.

— Мы пришли спросить тебя, почтенный, соизволит ли госпожа регентша принять нас по нашей просьбе? — обратился Хумос к Уадху Менеху.

Тот придал своему лицу приветливое выражение.