они ехали шагом, удаляясь от базара и проезжая мимо садов, простиравшихся на запад. Сады казались просторнее, чем те, что путешественники уже видели, и их было больше. Цветущие фруктовые деревья источали благоухание и роняли лепестки под сенью столетних сикомор. Павлины чванливо влачили свои хвосты по лужайкам, не менее горделивые лебеди скользили по глади прудов, заросших водяными лилиями.
Разительный контраст с бесплодными областями, которые путешественники недавно покинули. Они приблизились к комплексу зданий, размерами не уступавшему целому городу. Может, это и есть дворец правителя, имя которого Себастьян не смог запомнить? Доступ в сады охраняли стражники, до зубов вооруженные копьями, кривыми саблями и мушкетами; завидев Зафрульдина, они кланялись ему до земли.
Прибыв к большому зданию, окруженному галереей и стоящему в стороне от роскошной постройки с четырьмя высокими башнями, наверняка дворца правителя, вельможа рявкнул, отдав какой-то приказ. Налетела туча слуг, чтобы помочь ему спешиться; на сей раз такую же честь оказали и его гостям. Другие занялись поклажей, повели лошадей в конюшню.
– Хочу надеяться, что эти покои подойдут вам, – сказал Зафрульдин. – Если угодно, я увижусь с вами через два часа, – добавил он, взглянув на большие карманные часы в золотом корпусе.
Себастьян поклонился со всем возможным изящетвом. Прием вполне мог сравниться с тем, что некогда строил ему Байрак-паша. Наличие стражи подтверждало его догадку: путешественники стали в некотором роде пленниками.
Теперь оставалось устроиться в отведенном им доме. По правде сказать, уважение Себастьяна к Засыпкину и Банати резко пошатнулось. Оба втянули его в плохо задуманную и еще хуже подготовленную экспедицию. Это отразилось и на его верности делу. Но Себастьян решил, что глупо или, по крайней мере, преждевременно выходить из игры сейчас, после стольких злоключений и долгих дней без воды. Прежде всего следовало узнать, каковы ставки.
Он чувствовал, что, сам того не ведая, угодил в ловушку – в некий лабиринт, выхода из которого не знал.
Вдруг из этих тактических рассуждений вынырнула мысль: до сих пор он имел дело только с прислужниками власти, со всеми этими стенхоупами, лобковицами, бель-илями, засыпкиными, банати и прочими. Но никогда с их хозяевами – королями.
Однако впредь Себастьян хотел вести дела именно с королями. Только так он сможет взять реванш. Но какой? – спрашивал он себя, стоя на террасе отведенного ему дома.
Александр молча наблюдал за отцом. О чем догадывался этот юноша?
– Вы заговорите со мной когда-нибудь, отец?
Себастьян смутился.
– Вы считаете, что я слишком неразговорчив?
– Думаю, у вас еще найдется, что мне сказать.
Себастьян улыбнулся.
– Вы проницательны, Александр.
– Быть может, это наследственное, отец. Так о чем вы говорили с этим вельможей?
– Его зовут Зафрульдин, и он министр правителя Пушапура.
– Да, но разговор с ним, похоже, вас озадачил.
– Я ничего от вас не скрою, когда сам разберусь, что к чему.
Пришел слуга и объявил графу и князю, что все приготовлено для их омовения.
Около шести часов вечера явился Зафрульдин, пышно разодетый в вышитые шелка, лен и бархат, и сообщил Себастьяну, что Тарик-хан Хаттак приглашает его со спутниками отужинать. Потом придирчиво осмотрел их наряд.
– Это вся ваша одежда? – спросил он.
По правде сказать, их платье несколько потеряло свежесть и было почти в жалком состоянии. Зафрульдин кликнул слуг, и через несколько минут те принесли новехонькие шаровары, тонкие рубахи, расшитые сапоги, великолепные халаты и переодели чужестранцев. Себастьяну пришлось стерпеть и это унижение. Вместо гордого отказа он открыл одну из своих сумок, достал из кошелька перстень с потрясающим изумрудом, потом алмазное ожерелье и надел все это с нарочито небрежным и даже скучающим видом.
Зафрульдин улыбнулся, прищурив глаза.
– Ваши драгоценности великолепны, – сказал он. – Так и вправду лучше.
Потом пристально посмотрел на Себастьяна:
– Вы шпион?
– Нет. Скорее посол, – ответил Себастьян надменно, решившись пойти ва-банк.
– Чей?
– России.
Зафрульдин некоторое время обдумывал ответ. Опять приказал что-то слугам, и те принесли подносы со всевозможными напитками – миндальным молоком, абрикосовым и апельсиновым соком с гвоздикой и бог знает с чем еще!
– Мне легче будет представить вас моему господину, если я узнаю цель вашей встречи с Холькаром.
Трудно было высказаться откровеннее.
– Цепь проста и ясна: прояснить положение дел в Индии, – ответил Себастьян с апломбом.
– Зачем?
Понятия не имея о ситуации, в которой находились как царь Холькар, так и сам правитель Пушапура, Себастьян решился на импровизацию.
– Игра в шахматы придумана ведь в Индии, не так ли, ваше превосходительство? Так вот, Россия на самом севере этой шахматной доски.
– И она не забыла мат, который поставил ей Надир-шах,[53] – заметил Зафрульдин.
Сен-Жермен слышал о Надир-шахе всего несколько слов от Астахова: для него это был бывший разбойник, ставший царем Персии, вот и все. Так что он не понимал, зачем Зафрульдин приплел его сюда.
А тот внимательно посмотрел на Себастьяна и вытянулся на своем ложе. Отпил глоток миндального сиропа, потом взял длинную курительную трубку, поданную слугой, и раскурил ее от головешки, услужливо протянутой другим. Александр и Солиманов безмолвно наблюдали за этой восточной пантомимой, внешне расслабленной, но, как они догадывались, исполненной важного, хоть и непонятного им смысла.
– Прежде чем вы встретитесь с моим господином, – заявил Зафрульдин, – позвольте мне кое-что рассказать вам о нем.
И Себастьян узнал, что правитель Пушапура Тарик-хан Хаттак был внуком пуштунского героя, поэта и полководца Кушал-хана Хаттака, который три четверти века назад поднял восстание против власти Великих Моголов. Таким образом, этот доблестный предок изгнал войска Могола Ауренгзеба и отвоевал долину Пушапура. Тем не менее, несмотря на дипломатический язык Зафрульдина, Себастьян понял, что этот князек был на самом деле лишь вассалом Надир-шаха, даже вассалом его вассала – Ахмед-шаха, царя Афганистана. В конечном счете чем-то вроде губернатора провинции, чей титул и ограниченную власть обеспечивало лишь его славное происхождение.
Очевидно, рассудил Себастьян, положение правителя Пушапура незавидно. Только вмешательство иностранной державы, такой как Россия, могло бы освободить его от тирании Надир-шаха. Отсюда и интерес его министра к миссии чужестранца.
Себастьян кивнул.
– Граф, – сказал Зафрульдин, вставая с проворством и грацией дикого зверя, – позвольте мне вам сказать, что Россия опоздала. Здесь, на севере, мы на задворках. Настоящая игра идет отныне между двумя другими странами, Францией и Англией. По обе стороны доски.
– Могу ли я вас спросить, где вы выучили английский? – спросил Себастьян.
– В Калькутте. У торговцев слоновой костью и ценным деревом, – ответил Зафрульдин, усмехнувшись. –