же успехом. Мобильный телефон, предназначенный соединять президента и премьер-министра в две секунды, был на автоответчике.

В 23.15, по настойчивым просьбам своей супруги, президент отрядил на студию секретаря собственной канцелярии. Незадолго до полуночи посланец позвонил:

— Господин президент, я на студии… Слышите толпу… Это неописуемо… Хуже, чем конец света! Госпожа Карески рядом со мной… Она в таком состоянии… Совершенно потрясена… Передаю ей трубку…

Президентская чета услышала едва узнаваемый голос элегантной супруги министра внутренних дел:

— Господин президент… Это ужасно… Моего мужа никак не могут найти… Надо сделать что-нибудь… Это ужасно… Думаете, он в аду?

Все это прерывалось истерическими рыданиями. Когда секретарь президентской канцелярии снова взял трубку, президент приказал ему привезти госпожу Карески в Елисейский дворец, куда только что в несказанном изумлении прибыл премьер-министр, а за ним — глава министерства иностранных дел, избежавший сумятицы, последовавшей за передачей, но ничуть не в лучшем состоянии.

Планы отражения атомной атаки были готовы давно. Но к предполагаемому прибытию божественного посланца не готовился никто и никогда.

Президент опасался беспорядков в стране и раздумывал вслух, не следует ли ему завтра утром сделать заявление по телевидению. Премьер-министр отговорил его от поспешных действий, поскольку предпринять что-либо, кроме как призвать французов и француженок к спокойствию, пока нельзя, так как никто не располагает никакой информацией ни о таинственном Эмманюэле Жозефе, ни о событиях, последовавших за передачей.

Супруга предложила президенту вызвать кардинала-архиепископа Парижского, Жан-Игнаса Менье. К ее мнению присоединились все. А пока ждали высокого церковника, г-жа Карески была поручена заботам врача Елисейского дворца в соседней гостиной.

В 1.20 прибыл прелат в сопровождении папского нунция. Монсеньор Альваро Элио делла Торре не был приглашен, но кардинал-архиепископ сам попросил его присоединиться.

Супруга президента оказала обоим сердечный прием. Едва они уселись за круглым столом, как секретарь доложил о прибытии двух стражей порядка, обнаруживших пропавшего министра внутренних дел. Тот блуждал по набережным неподалеку от моста Нейи.

Их велели впустить. Все встали, потрясенные. Лишь с трудом можно было узнать Франсуа Карески в этом растрепанном человеке с остекленевшим взглядом и длинной бородой, которую они видели на экране. Супруга узнала его по голосу и кинулась к нему вся в слезах.

Никогда еще зал президентского дворца (кроме, быть может, тех далеких дней XX века, когда здание дало приют кружку любителей игр, из-за чего недоброжелатели окрестили его игорным притоном) не видел подобного излияния эмоций. Правда, изливала их только супруга министра. Приблизился кардинал.

— Я — Каиафа? — хрипло спросил его министр.

— Сын мой, вы совершили ошибку. Вам неведома ее тяжесть. Покайтесь, и вам станет легче. Но Господь будет исключительно милостив к вам. Ибо благодаря вашей ошибке божественный или дьявольский посланец открылся нам. Молитесь и просите у Господа мира вашей душе.

Президент приказал доставить министра и его супругу домой. Все опять расселись.

— Придется подыскать ему замену, — мрачно сказал премьер-министр. — Главное, нам надо разыскать Эмманюэля Жозефа, иначе, если он и дальше будет внезапно появляться то тут, то там, страна рискует стать неуправляемой. Что вы об этом думаете, монсеньор? — спросил он кардинала- архиепископа.

Тот недовольно надул губы и переглянулся с нунцием.

— Неисповедимы пути Господни, — сказал он. — Я глубоко смущен тем, как называет себя этот человек. В самом деле, согласно евангелисту Матфею, глава первая, стих двадцать третий, именно это имя — Еммануил — было дано Иисусу при введении во Храм.[33]

— А разве не Иисус? — спросил президент удивленно.

— Нет, господин президент, по крайней мере согласно Матфею. Еммануил значит по-древнееврейски: «С нами Бог». А Иосиф — имя его отца. К тому же исцеление сына полицейского… Но по этому пункту может авторитетно высказаться только специальная комиссия. Ускоренный же рост бороды министра — это диво, но не чудо.

— А какая разница? — спросила супруга президента.

— Диво — явление, бросающее вызов известным законам природы, но это не обязательно проявление божественной силы. Ибо дьявол, хотя некоторые отрицают его существование, тоже может устроить диво. Чудо же есть необычайное явление, наглядно свидетельствующее Божью силу, например, чудесное исцеление.

Нунций энергично кивнул.

— Но как же тогда исцеление сына полицейского? — заметила супруга президента.

— Остается доказать, действительно ли это чудесное исцеление, мадам. На что могут уйти месяцы.

— Он назвал министра Каиафой. Это ведь намек на то судилище?

— Быть может, это козни дьявола, — возразил кардинал.

Богословская беседа среди ночи в Елисейском дворце была совсем не тем, на что надеялся президент.

— Стало быть, — заключил он, обращаясь к кардиналу, — вы не думаете, что это божественный посланец, Иисус?

— Господин президент, выскажу вам мое внутреннее убеждение: я так не думаю. Во-первых, вы, как и я, видели, что этот субъект смеялся, обращаясь к министру. Я никак не могу представить себе Иисуса смеющимся в таких серьезных обстоятельствах. А во-вторых, вы видели, как он одет? Джинсы… куртка…

— Иисус тоже был одет как люди его времени, — возразила супруга президента.

Прелат, казалось, был уязвлен, но смолчал.

— Так что я предполагаю, — продолжал он, отворачиваясь от своей собеседницы, — выступить по телевидению утром, которое уже совсем близко, чтобы предостеречь народ Франции от излишней доверчивости к пресловутым «дивесам». Между нами, я сожалею, что полиции не удалось его арестовать.

— А вы бы хотели, монсеньор, чтобы личность Иисуса удостоверила полиция? — язвительно спросила обиженная супруга президента.

— Мадам, — ответствовал кардинал с подчеркнутым терпением, — я бы ожидал большей торжественности от Сына Божия, если бы Он вернулся на землю. Впрочем, если бы Он вернулся, это могло бы означать лишь приближение конца света, а я пока не вижу никаких признаков его неминуемого наступления. Наконец, присутствующий здесь нунций имеет веские причины полагать, что этот субъект — не кто иной, как объявившийся несколько недель назад в Пакистане проповедник. У того даже имя почти такое же: Эманалла. Представляете ли вы себе Христа, явившегося в первую очередь к мусульманам? — спросил он, сдерживая раздражение.

Нунций опять энергично кивнул и добавил:

— Я предложил кардиналу отслужить торжественную мессу в соборе Парижской Богоматери, дабы уберечь Францию от лукавого.

Президент поспешил положить конец этим церковным разглагольствованиям.

— Итак, — подвел итог премьер-министр, — мы ничего не предпринимаем. Может, оно и к лучшему.

— Господа, а также ваши преосвященства, благодарю вас, — сказал президент. — Давайте немного отдохнем в оставшееся до рассвета время. Благодарю, что так живо откликнулись.

Он встал.

— Постарайтесь арестовать этого субъекта, — шепнул кардинал премьер-министру, когда они дошли до дверей. — От него нам одни неприятности.