угрызения совести. Возможно, он вел себя слишком настойчиво, добиваясь ее расположения? Это было для него серьезным обвинением, тем более что до сих пор ни одна женщина не говорила ему ничего подобного.
Однако ни одна женщина прежде и не вызывала в нем подобного желания. Да, он искал любой удобный момент, чтобы прикоснуться к ней, поцеловать ее, оказаться с ней наедине, но разве желание близости с женщиной можно считать преступлением? Особенно если все свидетельствует о том, что она тоже хочет этого?
На следующий вечер Клео вошла в спальню Чанса, стараясь не смотреть в его сторону.
— Как ты себя чувствуешь?
— Посмотри на меня, черт бы тебя побрал! — воскликнул он.
День тянулся так мучительно долго и ему настолько уже надоела эта комната, что он готов был спуститься самостоятельно по лестнице, независимо от того, позволит ли ему это сделать доктор Фельдман или нет.
— Ты, кажется, становишься занудой. — Она взглянула на него с вызовом.
— Я чувствую себя опустошенным, Клео. Подойди сюда, давай поговорим.
— Только о делах.
— У меня нет желания говорить о ранчо. Поговорим о нас с тобой.
Она задохнулась от внезапно охватившего ее возмущения.
— Мы собираемся повторить вчерашнее? Чанс, я не хочу говорить на эту тему.
— Я хочу узнать о Джейке. Об отце Рози. Что случилось восемь лет назад, Клео?
— Девять.
— Восемь, девять — какая разница? Скажи, что он с тобой сделал?
— Мне бы не хотелось об этом вспоминать.
— Конечно. Ты предпочитаешь делать скупые намеки, доводя человека до исступления. Клео, я думаю, что имею право все знать.
— Потому, что ты подписываешь мои чеки? — На лице Клео появилось выражение надменности.
— Можно обойтись и без саркастических выпадов.
— Что позволяет тебе считать, будто ты имеешь право вмешиваться в мою жизнь? То, что я переспала с тобой?
— На мой взгляд, слово «переспала» определяет наши отношения не слишком точно. Так ты не собираешься рассказать мне о Джейке?
— Нет, не собираюсь. Эта часть моей жизни является сугубо личной.
— Он обидел тебя, — настойчиво продолжал Чанс.
— Мне кажется, об этом было нетрудно догадаться.
— Ты забеременела, а он сбежал, когда ты сообщила ему об этом?
— Чанс, я не намерена обсуждать это. Давай лучше сменим тему.
— Ты не присядешь?
— Я пришла ненадолго. Завтра приедет служащий из телефонной компании и проведет в твою комнату телефон.
— Долго же приходится его ждать, — угрюмо проронил Чанс. Однако его настроение слегка улучшилось. — Спасибо.
— Может быть, в понедельник доктор разрешит тебе передвигаться более свободно.
— Все, что он может сделать, — это дать мне очередную порцию лекарств и направление на физиотерапию. — Голос Чанса снова упал. — Я устал от этой рутины и безделья.
— По крайней мере он уже отменил постельный режим. Ладно, я пойду. Спи спокойно.
— Ты говоришь «спокойно»? А как это мне удастся?
Клео резко обернулась.
— Прекрати свои двусмысленные намеки. Вместо того чтобы жалеть себя, подумай лучше о том, что ты вполне мог бы разбиться насмерть при падении или стать инвалидом. Тебе еще крупно повезло — ты всего лишь растянул мышцы, а не отбил себе легкие или что-нибудь в этом роде.
— Кошмар, — простонал Чанс. — Тебе бы самой понравилось неделями валяться в постели?
— Я бы ее возненавидела, свою постель, — призналась Клео.
Она вздохнула, прекрасно понимая, как мучительно медленно тянулись для него дни, а ночи, должно быть, казались еще длинней в этом большом пустом доме.
— Вероятно, ты бы тоже немного пожалела себя, а?
— Возможно. Тебе что-нибудь нужно? Скажи, пока я здесь.
— Да. Мне нужна ты.
— Я скоро совсем перестану ходить сюда. Это становится невыносимо! Спокойной ночи!
Глава десятая
В понедельник Чанс отправился на прием к доктору Фельдману, и тот разрешил ему свободно передвигаться, но ни в коем случае не садиться за руль, не поднимать ничего тяжелого — максимум телефонную трубку, — не ездить верхом, а вдобавок обязал его три раза в неделю посещать терапевта. Большую часть дня он велел ему проводить в постели и обязательно надевать жесткий пояс, если захочется прогуляться или надо будет отправиться на лечебные процедуры.
Поскольку водить машину Чансу запретили, Пит, а чаще всего Клео с Рози подвозили его до Хелины и обратно. Клео все сильнее беспокоило то обстоятельство, что дружба между Чансом и ее дочерью крепнет день ото дня. Они легко находили общие темы для разговора, Рози нисколько его не стеснялась и вела себя с ним так же непринужденно, как и с матерью. Он всегда терпеливо выслушивал ее по-детски наивные и категоричные высказывания и относился к ее словам и поступкам со всей серьезностью.
Начался новый учебный год. Каждое утро Рози уезжала на автобусе в Кид-Ривер. Девочке очень понравилась эта большая и по-современному оборудованная школа, и она с восторгом встретила начало занятий. Довольна была и Клео, но по другой причине: занятия слегка отдалили Рози и Чанса друг от друга. Девочка и так слишком привязалась к человеку, с которым ей придется вскоре расстаться. Клео не хотела пока сообщать Рози о предстоящем отъезде, однако момент решающего разговора приближался. Как только Чансу разрешат водить машину, она тут же распрощается и с ним, и с ранчо.
По полупрозрачным намекам, манере поведения, оттенкам голоса Чанса Клео догадывалась, что его отношение к ней ничуть не изменилось. Но ее волновали не столько проявления чувств больного хозяина, сколько собственные мысли и желания. Слишком много было у нее своих проблем, требовавших скорейшего разрешения, чтобы выдерживать присутствие человека, который не только сам испытывал к ней влечение, но и вызывал подобное влечение в ней, пробуждал желание физической близости простым движением бровей, каким-либо жестом, улыбкой или даже звучанием своего голоса. Она старалась держать его на расстоянии, хотя скрывать свои чувства удавалось ей с большим трудом. Когда Рози начала ходить в школу, ситуация стала еще более напряженной. Пока Клео везла его в Хелину и обратно, Чанс не замолкал ни на минуту и, ничуть не смущаясь, затрагивал самые интимные темы.
— Мое воображение постоянно рисует тебя в обнаженном виде… — сказал он ей на этот раз.
— Что за нелепости, — подчеркнуто пренебрежительно отозвалась Клео, сердце которой, казалось, было готово выпрыгнуть из груди. — И этим ограничивается весь полет твоей фантазии? Придумай что- нибудь позанятнее.
— Какая фантазия, дорогая? Я видел наяву и изучил губами каждый сантиметр твоего великолепного тела, а на память я пока не жалуюсь.
— Уж на что ты точно не можешь пожаловаться, так это на свое больное воображение! Похоже, у тебя на уме одни лишь пошлости.
— Только в отношении тебя, Клео.
Пока Чанс принимал процедуры, Клео ходила по магазинам, присматривая что-нибудь для Рози или для ранчо, разглядывала обложки книг на прилавках книжных лавок или просто сидела в машине. Это была уже