капитан увидит надпись, уж поверьте мне, он тут же и призадумается. А вдруг ему в башку придет, что черномазые с острова взяли да перерезали парней с «Блоссома». Тут уж я не удивлюсь, если он решит нас проведать, пускай черномазые хоть целые глыбы на них валят.

— Ну и что тогда? — спросил Смэдж.

— Тогда, — ответил Маклеод, — вот мое мнение: сначала надо поступить так, как советует Парсел, но если парни с фрегата к нам все-таки пожалуют, придется нам удирать через джунгли на гору с женщинами, провиантом и ружьями.

Он остановился, понюхал воздух и посмотрел на море. — Верно ли норд-вест крепчает, или это только так кажется?

— Почему на гору? — спросил Смэдж.

— Там вода.

— А какого черта нам лезть в джунгли?

— Чтобы их обмануть, — презрительно бросил Маклеод.

Потом он вдруг побагровел, склонил к Смэджу свой длинный торс и бешено крикнул:

— Господи Иисусе! Ты что ж, значит, так ничего и не понял? Что у тебя в башке? Пусто? Кто же тебе оттуда все мозги вытряхнул? Может, у тебя раковина вместо головы? Неужто ты не соображаешь, что нам нельзя драться с этими гадами, потому что, если мы начнем драться, всем нам каюк!

— Тогда зачем же ружья? — спросил Смэдж.

Маклеод выпрямился и продолжал язвительным тоном:

— Наши обожаемые соотечественники народ дотошный. Кто знает, может, захотят нас преследовать. Может, голодом решат заморить. А может, даже подожгут джунгли, чтобы нас оттуда выкурить.

— Ну, а тогда что? — спросил Уайт.

— Тогда мы выйдем и дорого продадим свою шкуру.

Среди всеобщего молчания Уайт поднял руку и проговорит пронзительно-певучим голосом:

— Я — за.

Остальные последовали его примеру, все, кроме Ханта. Поднятые руки приходились на уровне его подбородка, и он беспокойно моргал своими маленькими поросячьими глазками.

— Ты что, голосовать не хочешь? — спросил Смэдж, ткнув его локтем в бок.

Хант поднял руку.

— Парсел, — заговорил Маклеод, — не откажется сказать черным, чтобы они собрали весь провиант, который только есть в поселке, и были готовы отнести его в заросли в надежное место.

Парсел перевел его слова, и таитяне повиновались с невозмутимым видом. С тех пор как Мэсон раздал им ружья, они молча сидели в стороне и не проронили ни слова.

— Хотел бы я знать, что думают эти птички, — произнес Маклеод, потирая пальцем нос. — Только бы они нас не предали, когда мы заберемся в джунгли.

— Не предадут, — сухо заметил Парсел.

Он поднес к глазам трубу, но не тотчас обнаружил фрегат. На сей раз ошибки быть не могло: море разгулялось, и высокие валы временами совсем закрывали корму судна.

Он протянул трубу Маклеоду, и тот немедленно начал чертыхаться, потому что не сразу отыскал фрегат. Потом он застыл в неподвижности. На его тощей, вдруг покрасневшей шее резко выступили жилы, матросы во все глаза глядели на море, но легкая дымка окутала остров, и никому не удавалось рассмотреть как следует паруса и по ним определить курс.

— Он улепетывает, бури испугался, — завопил Маклеод, — посмотрите, Парсел! Улепетывает!

Парсел взял трубу, и, пока наводил ее на фрегат, кругом слышалось прерывистое дыхание матросов. Маклеод не ошибся, фрегат снова взял путь на восток. Он убрал часть парусов, ветер дул ему в левый борт, и судно неуклюже танцевало на волнах. Теперь уже было ясно, что, когда фрегат обогнет остров, он возьмет курс на юго-восток, стремясь избежать качки. Море бушевало все сильнее.

Парсел опустил трубу и глубоко вздохнул. Ему показалось, будто до этой минуты его легкие были наглухо сжаты и лишь теперь вновь открылись для доступа воздуха.

— Фрегату сейчас не до того, чтобы приставать к берегу, — радостно проговорил он. — Через час он скроется из виду.

Каждому хотелось посмотреть в трубу и убедиться, действительно ли судно изменило курс. Опасность была еще тут, рядом. И они старались не говорить о ней вслух, боясь, как бы она не вернулась. Поэтому они стали преувеличенно громко восхищаться достоинствами подзорной трубы. Когда очередь дошла до Джонсона, он с гордостью заявил, что тысячи раз видел, как Барт глядел в эту штуковину, но ему и в голову не приходило, что в один прекрасный день он сам приложит ее к глазу. И это была сущая правда: подзорная труба принадлежала Барту. А теперь перешла в их собственность: Барт умер, Мэсон — никто, они свободны.

Маклеод с ружьем через плечо смотрел на горизонт, опершись рукой на верхушку низкорослой пальмы. Когда Джонсон вернул трубу Парселу, Маклеод выпрямился во весь рост и проговорил:

— Предлагаю вот что: давайте спалим к чертям этот «Блоссом», и немедленно.

Никто не отозвался, только Бэкер сердито спросил:

— И все дерево тоже?

Этот довод возымел свое действие. Матросы взглянули на Маклеода и тут же отвели глаза. Перечить ему они не осмеливались, но сжечь «Блоссом» — на это они не согласны. Это ведь их собственный «Блоссом». Один лишь каркас и тот — неоценимое богатство для разных поделок. Настоящий умелец смастерит тысячу полезных вещей из всего этого дерева и железа, что находится там внутри.

Маклеод обвел их высокомерным взглядом.

— Господи Иисусе, — протянул он скрипучим голосом, — гроза только-только миновала, и никто уже ни о чем не думает. Вот они, матросы!.. Безмозглые сардинки. Может, дядюшка Бэкер и не прочь вырезать себе трубочку из киля «Блоссома», только я, уважаемые, не намерен рисковать своей драгоценной шеей ради удовольствия Бэкера. Теперь, когда нас обнаружили, «Блоссом» нам ни к чему, понятно или нет? Он на нашем острове словно визитная карточка: «Здесь проживают мятежники с „Блоссома“. Добро пожаловать, фрегаты его королевского величества!» И визитная карточка к тому же чересчур приметная, шутка ли, за тысячу миль ее видать! Стоит в окрестности появиться кораблю, «Блоссом» к себе любое судно, как муху на сахар, притянет. Надо понимать! Капитаны, как завидят судно на мели, сразу же с ума сходят. Чуть только приметят обломки корабля, и, как бы они ни торопились, тотчас поворачивают и готовы на рожон лезть, лишь бы разгадать тайну. Уж поверьте мне, уважаемые, любой самый захудалый капитан во всем Тихом океане будет рваться к берегу, только дай ему обнюхать каркас «Блоссома».

Парсел взглянул на матросов. И на сей раз доводы шотландца подействовали.

— Маклеод, — проговорил он. — Если будет голосование, думаю, что мистер Мэсон должен тоже принять в нем участие.

— Это его право, — сказал Маклеод. И добавил, пожав плечами: — Но готов держать пари на один пенни, что он не пожелает прийти. Уайт, сбегай-ка за…

Он чуть было не сказал «за капитаном». Но спохватился.

— Сбегай-ка за Мэсоном.

Уайт повиновался. Капитана у них больше нет. Но он сам, Уайт, как был вестовым, так им и остался. Его посылали из одного конца поселка в другой с различными поручениями. Все находили это вполне естественным, и сам Уайт в первую очередь. Через несколько минут Уайт вернулся.

— Не хочет идти, — заявил он, задыхаясь от бега.

Маклеод высоко поднял брови и красноречивым жестом протянул Парселу открытую ладонь.

— Вы сказали ему, что дело касается «Блоссома»? — спросил Парсел.

— Да, — ответил Уайт. Парсел подметил в его глазах враждебное выражение, и снова ему подумалось: чем вызвано это чувство?

— Вы сказали Мэсону, что собираются сжечь «Блоссом»?

— Нет, — отрезал Уайт.

— Ставлю на голосование мое предложение, — с достоинством произнес Маклеод.

Все, за исключением Парсела, подняли руки.

— Если бы мистер Мэсон знал, что речь идет о сожжении «Блоссома», он непременно бы пришел.