– Да.
– Арнольд сидел до двенадцатого часа. Вы ему зачем-то нужны. Он был сам не свой.
– Как Присцилла?
– Все так же. Кристиан спрашивала, как вы посмотрите на то, чтобы ее лечили электрошоком.
– Что же, очень хорошо.
– Так не возражаете? А вы знаете, что при этом распадаются мозговые клетки?
– Тогда лучше не надо.
– Но с другой стороны…
– Мне надо повидать Присциллу, – произнес я, кажется, вслух. Но я знал, что просто не могу. У меня ни на кого другого не осталось ни капли душевных сил. Я не мог предстать в таком состоянии перед этой беспомощной, страждущей душой.
– Присцилла говорит, что согласна на все, если вы этого хотите.
Электрошок. Тебя ударяют по черепу. Так стучат по неисправному радиоприемнику, чтобы он заработал. Мне необходимо взять себя в руки. Присцилла…
– Надо… еще… подумать, – сказал я.
– Брэд, что случилось?
– Ничего. Распад мозговых клеток.
– Вы больны?
– Да.
– Что с вами?
– Я влюблен.
– О, – сказал Фрэнсис. – В кого?
– В Джулиан Баффин.
Я не собирался ему говорить. Я сказал потому, что тут было что-то схожее с Присциллой. Та же безысходность. И ощущение, будто тебя так измолотили, что уже все нипочем.
Фрэнсис принял новость совершенно спокойно. Что же, наверно, так и надо.
– И что, очень плохо вам? Я имею в виду, из-за вашей болезни.
– Очень.
– Вы ей сказали?
– Не валяйте дурака, – проговорил я. – Мне пятьдесят восемь, а ей двадцать.
– Ну и что? Любовь не считается с возрастом, это известно каждому. Можно, я налью себе еще виски?
– Вы просто не понимаете, – сказал я. – Я не могу… выставлять свои… чувства перед этой… девочкой. Она просто испугается. И, насколько я понимаю, никакие такие отношения с ней невозможны…
– А почему? – сказал Фрэнсис. – Вот только нужно ли – это другой вопрос.
– Не мелите такого… Тут же встает нравственная проблема и прочее… Я почти старик, а она… Ей противно будет… Она просто не захочет меня больше видеть.
– Ну, это еще неизвестно. Нравственная проблема? Возможно. Не знаю. Теперь все так переменилось. Но неужели вам будет приятно и дальше встречаться с ней и держать язык за зубами?
– Нет, конечно, нет.
– Ну а тогда, прошу прощения за прямолинейность, не лучше ли выйти из игры?
– Вы, наверно, никогда не были влюблены.
– Нет, был, и еще как. И… всегда безнадежно… всегда без взаимности. Так что мне уж не говорите…
– Я не могу выйти из игры, я еще только вошел. Не знаю, что делать. Я просто схожу с ума. Я попал в силки.
– Разорвите их и бегите. Поезжайте в Испанию, что ли.
– Не могу. Я встречаюсь с ней в среду. Мы идем в оперу. О господи.
– Если хотите страдать, дело ваше, – сказал Фрэнсис, подливая себе виски. – Но если хотите выкарабкаться, я бы на вашем месте ей сказал. Напряжение бы ослабло, и все пошло бы своим чередом. Так легче исцелиться. Терзаться втихомолку всегда хуже. Напишите ей письмо. Вы же писатель, вам писать – одно удовольствие.
– Ей будет противно.
– А вы осторожно, намеками.
– В молчании есть достоинство и сила.
– В молчании? – сказал Фрэнсис. – Но вы уже его нарушили.