– Вы ошибаетесь, – сказала Диана поднимаясь.

– Взгляните-ка. – Найджел протянул ей кусочки бумаги, склеенные скотчем. Это было одно из незаконченных писем Денби к Лизе.

Диана пробежала письмо глазами, и оно выпало у нее из рук. Она снова опустилась на диван, глядя прямо перед собою. Конечно же, это знамение свыше. Теперь она знала, знала со всей очевидностью, что любовь Денби могла бы спасти ее от самоубийства. Но вот – Лиза отняла у нее и Денби. Диана сжала сумочку, нащупала лежащий там пузырек с таблетками. Пойду домой, подумала она, нет, пойду в гостиницу и сейчас же это сделаю. Все кончено. И с Денби тоже… Лиза завоевала весь мир. Слеза поползла у нее по щеке. О Найджеле она забыла.

Он сидел рядом с нею.

– Я решил, что вам следует об этом знать, если это что-то меняет.

– Ничего это не меняет, – сказала Диана, отирая слезу. Она снова попыталась встать.

– Подождите. Мне нужно вам еще кое-что сказать.

– О чем?

– О Майлзе с Лизой. Вам не стоит отчаиваться.

– Откуда вы все знаете?

– Потому что я Бог. Может быть, в наше время он вот так и приходит в мир, немножко сумасшедший, незаметный человек, все его отталкивают, сбивают с ног, топчут. Или пусть я псевдобог, или даже один из бесчисленных псевдобогов. Это не важно. Псевдобог все равно истинный Бог. Любая религия возвышает душу.

– Отпустите меня, – сказала Диана.

Найджел положил руки ей на плечи.

– Не нужно на них обижаться. Не нужно сердиться. Здесь не место обиде, не место злобе. Это испытание, испытание. Чтобы обрести новые небеса, новую землю. Это под силу лишь вам. Вы сможете, сможете все преодолеть.

– Отпустите меня. Это не ваше дело.

– Мое. Я люблю вас.

– Не говорите глупостей, я вас первый раз вижу.

– Не первый. Это я красил ограду. Это я запачкал волосы краской…

– Но там был… совсем другой… – Диана поднесла руку к лицу. Ей показалось, что она сходит с ума.

– Кроме того, я люблю всех.

– Тогда это не любовь. Уберите руки, пожалуйста.

– Не любовь? Я же вам сказал, что я Бог.

– По-моему, вы сумасшедший. Или наркоман.

– Какая разница. Диана, можно мне называть вас Дианой? Знаете, вы очень красивая.

Руки Найджела скользнули по ее плечам и сомкнулись на спине. Она стала сопротивляться, но он оказался на удивление сильным.

– Хотите, чтобы я подняла крик?

– Вы не поднимете крик. К тому же, кто придет вам на помощь? Бруно? Я просто хочу удержать вас своей любовью, пока не скажу вам все.

Диана, которая не могла пошевелить руками, попыталась оттолкнуть его коленом. Снова взметнулось облако пыли. Диана опять чихнула, а Найджел еще крепче стиснул ее в объятиях. Горестные, беспомощные слезы хлынули у нее из глаз. Она перестала сопротивляться.

– Ну-ну, не нужно бить бедняжку Найджела, он вас любит. Вы должны простить Майлза и Лизу.

Диана дала волю слезам. Она не могла их вытереть, потому что Найджел не отпускал ее. Наконец она сказала:

– Как?

– Дайте им переступить через вас. Может быть, они выбрали верный путь, пусть даже гордыня правит их норовистыми конями. Это можно понять. Поймите же и простите.

– Но и у меня есть гордость, – сказала Диана.

– Отбросьте ее. Избавьтесь от этого тяжкого груза.

– Но мне совсем не легче оттого, что они пошли правильным путем, – сказала Диана. – Они принесли мне большую жертву. Я бы должна быть им благодарна. Но я не могу. Они безумно любят друг друга.

– Каждый еще больше любит себя. Любовь к себе, к своей жизни толкнула их на этот путь. Они ничем не пожертвовали. Они выбрали то, что лучше для них.

– Я не могу обсуждать этого с вами, – сказала Диана. Она уже больше не пыталась вырваться.

– Но вы уже обсуждаете это со мной, милая. И самое удивительное, что все будут живы-здоровы. Майлзу будет хорошо, вы будете добры к нему, будете ходить за ним, как за ребенком.

– Им нужно было уйти вместе. Он станет презирать меня. Между нами больше не может быть любви. Представить себе страшно, что он думает теперь о ней и обо мне.

– Едва ли люди думают друг о друге. Они созерцают в уме плод своего воображения, имеющий сходство с тем, о ком они якобы думают, и обряжают его себе на потребу. Майлз не может думать о вас. Майлз думает о Майлзе. И это вы тоже должны понять и простить. Он еще будет доволен собой, и вы увидите улыбку у него на губах.

– А я как же?

– Вот оно! Все пекутся о себе! Смягчитесь. Отдайте им всю себя. Отбросьте гнев и ненависть. Любите. Отдайте себя всю. Любите Майлза, Денби, Лизу, любите Бруно, Найджела.

Диана склонила голову Найджелу на плечо. Слезы у нее на щеках высохли и больше не капали на пиджак Найджела.

– Я не знаю, как это сделать.

– А вы попробуйте, стоит ведь только захотеть.

– С ума сойти, еще и Денби с Лизой. Словно сон, наваждение, ничего нельзя понять.

– Это и есть сон, Диана. Понять можно лишь малую толику, вот и не сходятся концы с концами. Когда мы страдаем, мы думаем, что за всем кроется сложный промысл. Но это лишь порождение нашего больного воображения.

– Да, мне казалось, за всем этим кроется какой-то промысл, – произнесла Диана. Она выпрямилась и пригладила волосы. Найджел разжал руки.

– Ну вот видите, боль уже и проходит.

Она откинулась на спинку дивана, взглянула на Найджела и только теперь заметила синяк у него на лице вокруг заплывшего глаза.

– Где это вас угораздило?

– Столкнулся с реальным миром. А он ранит.

– Бедный Найджел…

– И отдайте-ка мне таблетки. Они вам не понадобятся.

Рука Найджела скользнула в сумочку Дианы, где лежал пузырек со снотворным. Он извлек его оттуда и положил к себе в карман.

Диана потерла заплаканное лицо, разглаживая кожу.

– Да, наверное, не понадобятся. Хотя я и не знаю почему. Ведь это все бессмысленно, о чем вы мне говорили.

– Конечно, конечно, я и есть бессмысленный жрец бессмысленного Бога. Но если псевдоврач – не врач вовсе, то псевдобог – все же Бог, Диана. Разрешите проводить вас домой.

Денби включил свет. Большое холодное помещение в нижнем этаже типографии с рядом темных окон во всю стену, пропахшее краской, бумагой и многолетними залежами обрезков, казалось неприбранным, запущенным и в то же время притаившимся, настороженным, как бы застигнутым врасплох. Оно производило странное впечатление без однообразного стука машин, без людской суеты. Было около пяти часов утра.

Денби прошел от двери в глубь мастерской. Остановился у старинного пресса, который позавчера доставили из художественного училища. Литая сталь потускнела, была тронута ржавчиной. Тут требовалась