– Ну вот ты и забыл про свою адскую боль!

– Ничего я не забыл. Ты меня прикончишь когда-нибудь очередным своим изобретением. Кажется, у меня кровь течет по руке. Посмотри-ка.

– Меня этим не купишь, Уилл. Если ты не против, я включу свет. Интересно взглянуть на тебя.

Найджел слегка откинулся вместе со стулом и щелкнул выключателем. Голая лампочка над кроватью осветила Уилла, который извивался, привязанный за ногу и за руку. Пижама на нем расстегнулась, видна была напрягшаяся блестящая грудь с черными завитками волос, сгущающимися посредине. Уилл рванулся снова, схватил свободной рукой привязанное запястье. Потом затих и повернул к Найджелу покрасневшее лицо; он тяжело дышал, глаза его выкатились, и, скрежеща зубами, он произнес:

– Ты снова натянул веревку, будь ты проклят.

– Да, немножко. Вот так.

– Если ты еще раз выкинешь такую штуку, я тебя убью.

– Ну-ну. Согласен – в прошлый раз я немного переборщил, но ты сам виноват. Лежал бы себе спокойно, выслушал бы меня, и все было бы хорошо.

– Я запихну тебя в мусорный ящик.

– Не глупи. Ты всегда, с самого детства, размахиваешь кулаками. Только моя смекалка и помогает мне как-то сквитаться с тобой. Я хотел сказать тебе что-то очень важное, причем важное именно для тебя, а поскольку я знал, что ты кинешься на меня как бешеный, если не принять мер предосторожности, мне пришлось тебя еще разок привязать.

– Тебе доставляют удовольствие подобные штучки.

– Пусть так, Уилл. Это проявление братской любви.

– Бог ты мой!

– Ведь кровь людская не водица, Уилл, особенно у близнецов. Ты – часть меня самого, грубая, животная, чуждая мне и, конечно же, худшая, однако мы неразрывно связаны друг с другом, и это мало назвать любовью.

– Ты всегда меня терпеть не мог, Найджел.

– Ты просто дурак, ты ничего не понимаешь.

– Ты меня продал с этой чертовой маркой.

– В порядке наказания, дорогой. Должен же я пресекать твои бесчинства.

– Ты всегда не давал мне проходу.

– В порядке самозащиты. А еще отчасти потому, что я тебе необходим. Как ангел – закоснелому негодяю, как плеть – изнеженному телу, как топор – склоненной голове.

Любое соприкосновение грубой материи с духом сопряжено со страданием.

Найджел немного отодвинул стул, и Уилл вскрикнул:

– Кончай, Найджел, я сейчас сознание потеряю.

– Пустяки. Ну вот, так-то оно лучше. А теперь перестань крутиться и слушай внимательно.

– Кто это тебя отдубасил? С удовольствием пожал бы ему руку.

Подбитый глаз Найджела заплыл громадным лиловым отеком.

– Денби.

– Денби? За что это он тебя? Впрочем, мне какое дело. Я тебе еще один фингал поставлю, только дай мне вырваться.

– Ладно. Слушай, Уилл. Ты меня будешь слушать или ты хочешь, чтобы я натянул веревку?

– Валяй-валяй, педераст несчастный, я тебя слушаю. Только ослабь веревку.

– ПОЖАЛУЙСТА.

– Пожалуйста.

– Ну вот и хорошо. Теперь слушай. Речь идет об Аделаиде.

– Об Аделаиде? Что с ней?

– Ты ведь любишь Аделаиду?

– А если бы и так, не твое собачье дело. Знаю я, ты за ней ухлестывал. Пытался ее охмурить, когда вернулся в Лондон.

– Ничего подобного.

– Держись от нес подальше, а то я тебя точно прикончу. Это моя девушка, она будет принадлежать мне. Она будет моей, даже если мне придется ее убить. К тому же она меня любит.

– Так ты воображаешь. А если у нее кто-то есть?

– Как это – кто-то есть? Никого у Ади нет, она никого не видит, нигде не бывает.

– А ей и не нужно бывать. Все происходит дома.

– Что ты хочешь сказать? Господи, неужели ты…

– Нет, не я. Денби.

– Что Денби? Не мучь ты меня!

– Денби – любовник Аделаиды. Аделаида – любовница Денби. Уже несколько лет. По-моему, тебе пора узнать об этом.

Уилл лежал неподвижно, тяжело дыша. Потом еле слышно произнес:

– Развяжи меня, Найджел. Клянусь, я тебя не трону.

Найджел встал и вытащил палку из-под стула. Раскрутил веревку, и она ослабла. Уилл неловко повернулся и стал приподниматься. Застонав, он начал стаскивать резиновый наручник. Найджел помог ему, потом высвободил лодыжку. Постанывая, Уилл массировал то затекшую руку, то ногу.

– Не верю я тебе, Найджел, – сказал он.

– Это правда.

– Докажи.

– Спроси у Аделаиды. Между прочим, взгляни-ка. Тебе ведь знаком почерк Денби?

Найджел протянул Уиллу склеенные скотчем обрывки записки. «Аделаида, моя сладкая, – говорилось в ней, – як тебе не приду, буду спать у себя, потому что вернусь поздно. Спокойной ночи, малышка. Твой Д.».

Уилл внимательно изучил послание. Потом издал протяжный душераздирающий вопль и повалился лицом в подушку.

– Тсс, не шуми…

Уилл сел, лицо у него было перекошено, челюсть дрожала, от гнева и боли он скрипел зубами.

– Я убью его. И ее тоже.

– Не бесись, Уилл.

– Убью. Говоришь, несколько лет. Несколько лет! И все это время она водила меня за нос, клялась, что у нес никого нет, позволяла мне делать ей подарки, целовать руки.

– Да, я знаю, но послушай, что я еще…

– Говорила, что она не создана для замужества! Конечно, она не создана, она просто дрянь, шлюха! И я бросил свою жизнь к ее ногам! Я ее растерзаю. И его убью. Сейчас же пойду и накрою их в постели. «Моя сладкая»! О Боже, я этого не переживу. Где мои брюки?

– Прекрати, Уилл, прекрати сейчас же и выслушай меня. Все равно я спрятал твою одежду, тебе ее не отыскать. Слушай…

– Пойду голый. Прочь с дороги, Найджел! Ты видишь, ты меня довел.

– Дверь заперта. Сядь, да сядь же.

Уилл перестал греметь дверной ручкой. Он вдруг выпрямился, застыл, закатил глаза и со стоном рухнул на кровать, закрыв лицо руками.

– О Аделаида, Аделаида! Я любил тебя, я так тебя любил!

Найджел придвинул стул ближе. Он гладил черные растрепанные волосы, плечи, сотрясавшиеся от бесслезных рыданий.

– Перестань, Уилл. Что сейчас сделаешь, ночь на дворе. Нужно все обдумать. Ты знаешь правду, а значит, они в твоей власти. Обдумай это. И не мсти Аделаиде. Бог ей судья, с нее хватит шипов в собственном сердце. А что касается Денби, мы подумаем, как его наказать. Я помогу тебе. Мы вместе его накажем.

Уилл перестал рыдать и сидел, крутя и потирая запястье, с пустым, помутившимся от горя взглядом; из