τόποι было заложено в каждом суждении. Например, человек пьяница, развратный. В нем материального больше, и значит, больше всевозможного рода топосов.
Так я хотел тебя просить вот о чем… В De coelo у Аристотеля небо и идеальное, и материальное; и всё остальное под небом такое же, двойное. Ты, сразу после нашего вступления, привел бы несколько примеров. Полистал бы ты
трактат, выписал, и мы бы сделали краткое резюме. Этот раздел будет называться «Эстетика неба». Тогда вся топика у нас имела бы три главы: (1) эстетика неба, (2) эстетика цвета, (3) физиогномическая эстетика. Это был бы пример античной эстетики, где принцип относительности имеет важное значение.
Какие пункты особенно важны. (1) Небо — абсолютно тончайшая материя. Не пустота: свод небесный тоже материален. Материя здесь утончилась до нуля, но не уничтожилась. (2) Небо Аристотель как — будто бы называет эфиром. Это нужно посмотреть. Где-то там говорится, что эфир «пронизывает всё». Так и должно быть, потому что эфир тончайшая материя, а материя пронизывает всё. (3) Тут у нас эстетика относительности. Материя везде разная. Она потому относительна, что везде разная! Это уже не Ньютон, это Эйнштейн. Само пространство изгибается, поэтому нельзя выйти за пределы неба. Причем кривизна пространства везде разная. Это у Аристотеля очень оригинальная идея, которая отсутствовала в науке две тысячи лет, и только Эйнштейну пришло в голову… Тоже и время везде разное. Поэтому на краю мира можешь дойти до точки, где времени нет. А в других точках — время есть. Как пространство может быть нулем или всем, так и время. Вечность — это тоже какой-то предел времени, когда всё настолько сгущено, что несмотря ни на какое движение все равно в этом месте остаешься. А есть участки, где происходит убыль пространства и времени. Или прибыль. Затем: движение может быть и конечное, и бесконечное. Так что материальное, вместе с пространством, временем и движением, — это везде что-то разное, относительное. (4) Эта тончайшая материя, этот эфир, эта невесомая, невидимая, световая материя и держит весь мир. Она настолько грузоподъемная, солидная, тяжелая, что она составляет массу, которая держит весь мир. Плотность между прочим тоже везде разная. Луна, звезды, наш мир все имеют разную плотность. Пространство, время, движение, вес — они везде разные. (5) Вселенная не коробок, в котором находится всё, а само время, само пространство мира подвижно. Не так, что время просто идет: нет, само время находит по-разному. Ты поднялся на Сириус — и там время не меняется, может быть, целую вечность. Благодаря такой тенденции пространства и времени к разнообразию становится возможно искусство. Ведь только с бытовой, обывательской точки зрения есть только одно пространство. Нет, картина,
которую ты смотришь, имеет разнообразное пространство. Не нужно для этого и перспективы, а просто искусство в том и заключается, что каждая часть изображения (лицо, каждая часть изображаемого, то, что он делает) — всё разнообразно и по времени и по пространству. Почему произведение искусства нам так нравится? Потому что выражено на малом отрезке то в пространстве, что мы не можем поймать. Обычный стол — он ведь тоже разное пространство и разное время. Но мы этого не замечаем. Пространство вообще незаметно. Да и в малых масштабах мы ничего не можем уловить. Эйнштейн создал свою теорию не для малого пространства. Отставание Меркурия на 8 секунд в столетие
Так что у тебя получается замечательная картина. Не христианская, категории совсем иные, не такие, как у нас, — и всё это в огне!
В чем техника нашей работы? Не в том, что яркая идея, — идею-то и я тут кое-как сочиняю. А вот найти строку в источнике, показать текст, подтверждающий нашу мысль, сопоставить… Так мы нашли место у Аристотеля, он там сам говорит, что это диалектическая логика, в моем смысле слова. Топика начинается там, где заходит речь о том, что наиболее очевидно, наиболее вероятно, в чем можно убедить. Читать тебе придется немного… Вначале только общие рассуждения. А потом идет чистая астрономия — там и не надо ничего. Но разные философские, эстетические рассуждения — это интересно.
Итак: отношение к эстетике в трактате «О небе»; огонь, конечно, это эстетическая категория. Затем, разные пространство и время.
Я уверен в том, что все эстетическое и художественное основано на разнородности пространства и времени. Это надо пережить, передумать — а в книге мало что от этого останется.
Символико-синтетическое мышление в трактате «О небе». Наивное сочетается с бесконечно глубоким. Психологическое и социологическое — перемешано всё.
Αίθήρ —οΰρανός уже у Гомера плохо различались.
1. 4. 1971 В античной космологии несомненно действовала живописная и скульптурная рука. Это тебе не ньютоновский мир, который кто-то делал и поплевывал. Здесь важен вид. Почему эстетика? Потому что согласованное и красивое оформление всего космоса. Так это же тогда тело! Оно доходит до особой плотности — и становится идеей.
Два нулевых полюса материи. Сначала чистая возможность; потом тело, они имеют тяжесть; потом утонченный принцип материи, она превращается опять в нуль. Но и тут всё материально, и это превращает идею — в вещество. В одну материю попадешь — ты богоподобный человек, в другую — ангел.
Все понимают, что предметы возникают и гибнут; но ведь и время-то, пространство-то тоже меняются! Что если картошины затолкать в большой горшок, они будут зажаты, что тело в разной среде сжимается и разжимается, — это все понимают. А то, что независимо от меня, но в зависимости от пространства и времени мое тело меняется вместе со всем миром — это вот то, что было ясно в античности и в Средние века, и это то ощущение, которое лопнуло в Возрождение и особенно в 17–18 вв. У Ньютона все однородно, как в горшке; можно сжать и разжать содержимое, но оно останется однородно.
De coelo изложить в форме кратчайшей. Эстетику от онтологии не отличать. Что касается абсолютного, я всё уже изложил. Теперь осталось сказать, что там получается в иерархии сущего. Предельное обобщение.
Платон, он играется со своим космосом. И Аристотель тоже любит, любуется на это. Есть абсолютный предел высшего неба — и внутри этого предела болтается относительное. Термина «относительность» можно избежать, но я все-таки ввел его. Теперь на месяц работы. Существенное настолько для меня ясно, что даже говорить не хочу, говорить не о чем. Эстетика относительности. Сколько угодно могу об этом писать.
Сами по себе эстетические суждения, формулировки — приходится выдирать их с большим трудом. Но о любом писателе можно написать его эстетические воззрения. Пушкин, Достоевский… Если ты досократиками воспользовался — это ничего. Можно.
Bodo Gatz — может быть, общие высказывания из него взять, для фона? Но начать надо с Hellwig'a. На Гомере держится вся античность. Как Аристотель влюблен в Гомера! Как он его знает наизусть! Правда, Аристотель уже модерн, но такое внутреннее единство, что нельзя говорить об Аристотеле без Гомера. Если Гомер не буквально цитируется, то остается как фон. Аристотель влюблен и в Еврипида. Еврипид уже конечно модернист, декадент. И у Аристотеля тоже эти декадентские элементы были. Они разовьются потом в эллинизме. Conen правильно говорит: ни да, ни нет, а только потенция. Опять относительность! Это всё книги, отчасти подтверждающие мою эстетику.
Вот надо, чтоб звонило… Эти книги для меня звонят…
3. 4. 1971. Я спросил А. Ф., почему «мениппова сатура».
Сатура, от satis, довольно, это блюдо, на котором очень много разных яств. Не от «сатир». А потом значение сузилось, его свели на пародийность и сатиру. Сатирик берет предмет, обляпывает с разных сторон, превращает в безобразное, неуклюжее, загрязненное… Вначале сатура в Риме — многожанровое произведение, где и проза и поэзия, любые стили. Поэтому — сатура, и всякая античность будет произносить «сатура», но со временем дойдем до полного забвения этого смысла и до «сатира».
Аникст, хороший ученый. Его авторы Шекспир, Шоу. Он говорил, что «устал от Шекспира».
