со стоном вспомнил о том, от чего до сих пор отворачивался, что откладывал до этого времени, времени своей преступной свободы. Вспомнил о Миранде.

Миранда уже ждала его. Сеновал был залит неярким светом, тусклым светом, испещренным золотыми точками, а через открытую дверь, в которую стремительно влетали и вылетали ласточки, солнечный квадрат ложился на источенный червями пол.

Миранда сидела, свесив длинные ноги, на балке в дальнем конце сеновала. Рядом с ней сидели две куклы, Рэндл быстро подошел к ней и в неудержимом порыве прижался головой к её коленям.

— Птичка моя!

Балка приходилась на уровне его груди, так что Миранда немного возвышалась над ним. Она положила руки ему на плечи, прильнула головой к его макушке, потом легонько его оттолкнула.

После поражения, нанесенного ему Эммой, Рэндл некоторое время не находил себе места. Он не сразу дозвонился в Лестер и уже успел навоображать всяких ужасов, но с третьего раза его соединили с Линдзи. По телефону Линдзи была безупречна — разумная, властная, любящая. Последнее было ему сейчас нужнее всего. Когда он попросил её не возвращаться в квартиру Эммы, она ответила вполне резонно, что нужно же ей когда-нибудь забрать свои вещи. И они договорились, что на время она все-таки вернется в Ноттинг-Хилл. Но теперь и она считала, что это последняя фаза, и дала это понять без слов, что было особенно хорошо. И это она с обычной своей прозорливостью и с твердостью полководца, разрешающего стоящие перед ним задачи в должном порядке, подняла вопрос о Миранде. Рэндл согласился, что пора ему наконец поговорить с дочерью. Про деньги он Линдзи не сказал. Но он знал, что она знает.

О свидании с Мирандой Рэндл условился тайно через Нэнси Боушот. Он шел со станции пешком полями и через посадки хмеля и благополучно добрался до служебных построек, расположенных на опушке леса. Он смертельно боялся, как бы не встретиться с Энн, а когда вдалеке показался дом, сердце его охватили ужас, жалость и давняя неистребимая нежность. Но при мысли о Миранде, при виде Миранды все это куда-то ушло.

— А ты выросла! — сказал Рэндл. Она и правда изменилась. На ней был тонкий свитер и брючки. Прямо перед его глазами свитер слегка топорщился у неё на груди. Он стоял рядом с ней, прислонясь к балке.

— Как долго тебя не было! — сказала Миранда.

Он с радостью убедился, что она совершенно спокойна, как всегда, владеет собой. Он страшился её эмоций, уповал на её благоразумие.

— Мне очень стыдно, — сказал он. — Но у меня было трудное время. — В присутствии дочери ему вдруг стало ужасно жаль себя.

— Бедный папочка!

— Послушай, Миранда, — начал Рэндл. Он почувствовал, что медлить нельзя, хотя едва ли им могли помешать в этом сарае, куда редко кто заходил. — Послушай, девочка, мне нужно с тобой серьезно поговорить о том, что я решил сделать. Ты уже почти взрослая, я и говорить с тобой буду, как со взрослой. И ты должна мне помочь.

— Ты уезжаешь? — спросила Миранда и поболтала ногами. За её головой быстрой тенью мелькнула ласточка. Из гнезда под крышей донесся оживленный щебет.

— Да, — сказал Рэндл, — к сожалению, так. — Он не смотрел на нее. Стоял, как подсудимый перед вынесением приговора. — Понимаешь, Миранда… я не знаю, что тебе об этом известно… но я полюбил одну женщину, не здесь — в Лондоне, и я решил уйти от мамы и жениться на этой женщине. — Сказать это оказалось очень трудно. Сейчас, когда рядом была Миранда, все это представилось ему нереальным.

— Я знаю.

— Знаешь? Откуда? — Он поднял голову и встретился с ней глазами. Бледное веснушчатое личико под спутанной шапкой рыжих осенних листьев. Она становится похожа на Энн, какой Энн была, когда он на ней женился. Только мысль эту надо от себя гнать.

— Ну, — протянула Миранда, — такие вещи всегда знаешь. — И добавила: — Мама, конечно, тоже знает.

— Так, — сказал Рэндл. — И ты на меня не сердишься?

— Конечно, нет, глупенький ты. Мало ли что бывает в жизни.

До чего взрослая, даже страшно!

— Понимаешь, — сказал он, — я бы не ушел, если б… если б ты этого не захотела. — После её последних слов он чувствовал, что сказать это не опасно, а сказать было очень соблазнительно.

— Ты что, спрашиваешь моего разрешения? — Вопрос был поставлен до жесткости четко.

— В общем, да, — сказал Рэндл и опять испугался.

— Конечно, ты должен уйти!

Быстро они договорились, ничего не скажешь. Рэндл протяжно вздохнул, взял руку Миранды и прижался к ней лбом.

— Ты что думаешь, — продолжала она, — мне очень приятно было, когда вы с мамой все время ссорились, при мне устраивали сцены? Уж лучше разбитая семья, чем постоянные склоки. — Это прозвучало как свидетельское показание в полицейском суде.

— О господи, — сказал Рэндл. — Мне ужасно стыдно, Миранда. — Я был никудышным отцом, подумал он, но мысль эта была так же искусственна, как слова Миранды. Бедная Энн, подумал он. Но и эти слова были мертвые. Они не решались дотянуться до той, к кому относились. Наконец уже вполне убежденно он подумал: бедный я.

— А ты не стыдись, — сказала Миранда. — Я же тебе говорю, мне будет легче, если ты уйдешь, если все как-то утрясется.

У Рэндла появилось странное ощущение, точно его спешат спровадить. Он сказал:

— Я, конечно, всегда буду поддерживать с тобою связь, это ты знаешь. Если захочешь, можешь жить со мной и с Линдзи. Ты её полюбишь, она милая. Ты могла бы жить то с нами, то… здесь. Это все можно устроить. — А сам подумал: едва ли.

На вид Миранда спокойна, но какие мысли бродят в её головке? Когда он уйдет, окончательно уйдет, насколько сильно будет её горе? От мысли о страданиях Миранды он отшатнулся как от предмета слишком священного и слишком страшного для лицезрения. И ему пришло в голову, что она ведь всегда оберегала его от этого зрелища. Когда умер Стив, когда конец наступил так внезапно и он сказал ей, она вырвалась из его объятий, убежала к себе и заперлась. И в комнате её стояла тишина — страшнее всяких рыданий. Вот и теперь она будет страдать молча. Она выживет, подумал он. У детей это скоро проходит. Жизнь берет свое. А все-таки гнусно.

— Ты будешь жить за границей? — спросила Миранда. — Я бы к тебе приехала за границу. Она поболтала ногами. Говорит как будто весело, точно предвкушая пикник.

— Скорей всего, — сказал Рэндл. — Мы, наверно, будем много жить за границей. — Будут они жить за границей? Он ещё не успел об этом подумать. Преграды между ним и Линдзи казались такими высокими, что воображение через них ещё не перебиралось. Как же сложится их жизнь? Он поднял голову и прямо над собой увидел прилепленное к стропилам ласточкино гнездо, из которого выглядывали птенцы — смешная семейная группа. Они напомнили ему кукол Миранды.

— Ты обо мне не беспокойся, папочка, — сказала она. — И о маме тоже. Она обойдется.

— О господи, надеюсь, — сказал Рэндл. Это прозвучало бездарно. Он посмотрел на дочь. Да, изменилась. Это уже самостоятельная личность, возможный судья.

— Ты знаешь, маме тоже будет легче, — сказала Миранда. — Лучше, чтобы что-то плохое уже случилось, чем когда оно висит над тобой. А мама справится. Она ведь очень крепкая. Она все время что-то напевает. Я сначала думала, она плачет, а она напевает.

О господи, подумал Рэндл, я этого не вынесу.

— Справится, говоришь? Ну что ж, я рад, что ты так думаешь. Я тоже надеюсь, что теперь она будет