убивали волчат — палкой, прикладом, кто как умел, а Егор не убивал? Он без всяких раздумий стрелял взрослых волков, ловил их капканами, но волчат приносил живыми…»
В повести «Весьёгонская волчица», к тексту которой мы ещё не раз вернёмся, сосуществуют два параллельных описания происходящего. Одно основано на эмпирическом опыте (волки людей не трогают). Другое же — искусственное построение, проповедуемое стаей цивилизаторов (ужас перед волками, фантомное ощущение их клыков на горле и якобы «смрадного дыхания»). Егор — на границе, как человек не осмысливающий Воргу, он спотыкается, поэтому, несмотря на опыт, страх забрасывает его под внушения стаи цивилизаторов.
Стая цивилизаторов постоянно внушает Егору, что странное поведение волков объяснимо только мотивом мести — каждый, вообще говоря, в состоянии приписать другому только те чувства, которые перечувствовал сам. Егор, увидев волков, залез на дерево, веруя, что внизу желудки на ножках, мстительные желудки, хотят его сожрать, хотя сам же на варгу (логово на болоте) за волчатами ходил без оружия. Опыт, казалось бы, должен ему подсказывать, что не желание сожрать движет волками.
Итак, на дереве свой страх Егор объясняет себе мнимой на себя охотой, дескать, мстят ему за похищенный выводок. Но, может, волк-
Гений, скованный в каждом из нас, будет как-то прорываться наружу, и милосердие к животным при охотничьих возможностях это, безусловно, знак.
Волчата и проволока
После смерти Сталина при Хрущёве стали не только выращивать кукурузу за Полярным кругом.
Взялись ещё и уничтожать соколов. И это уже далеко не маразм.
В одном только 1963-м хрущёвские премии были выплачены за 150 000 убитых соколов. Эти убийства пострашнее, чем ложь на XX съезде. После Хрущёва все соколы попали в Красную книгу.
Цивилизаторы и за убийство волков платили премии. Хрущёв распорядился бить волков в Заполярье с самолётов. Каждый убитый с самолёта волк обходился в 4 тысячи рублей. По тем временам — состояние. Четырехлетняя зарплата молодого инженера.
Добавьте сюда бессмысленную Целину, преступную мелиорацию, распыление над лесами ядов — и вы начнёте догадываться, что за цель была у Хрущёва (его кукловодов). Цель была вовсе не рост валового продукта, с которым, кстати говоря, произошёл облом. Иная цель. Какая-то. Некая. Которую не хотели проговорить. И сейчас не хотят.
Был после смерти Сталина период, когда за шкуры волков платили от размера. Поэтому убить волчонка совсем маленьким промысловикам было невыгодно. Устроились так: обнаружив волчье логово с волчатами, промысловики им связывали проволокой задние лапы — и оставляли в логове. Волчата уйти не могут, родители их продолжают выкармливать, и через некоторое время, когда у волчат шкура становилась размером побольше, промысловик возвращался и измученных волчат убивал.
Какая категория населения так изуверствует? Понятно, что не
На Руси над волчатами измываются новые русские, проще говоря, христиане. Проволока — один из современных вариантов инквизиции. Те же христиане распространяют о волках ложь — пытаясь оправдать свой страх и ненависть перед всякой Истиной.
Борис Воробьёв, автор «Весьёгонской волчицы», в частной беседе рассказал мне такой случай. Произошло это во Владимирской области. Некий человек наткнулся в лесу на логово, в котором обнаружил волчат со скрученными проволокой задними лапами. Видимо, помянув недобрым словом христианина за его жестокость, человек измученных волчат от проволоки освободил.
Отец-волк и мать-волчица это, естественно, видели.
И человек этот, вернувшись в свою деревню, вдруг обнаружил, что находится под охраной волков. Волки и прежде не наносили никакого вреда ни ему, ни его хозяйству, а тут и вовсе стали защищать — от воров-христиан, например.
Сам я волчат со скрученными проволокой задними лапами не видел. Но убеждён в достоверности этого случая. Убеждён потому, что есть и свой аналогичный опыт, похожий по сути. Во многих местах бывал, но до того, как начал целеустремлённо искать встречи с волком, за всё время встретил только одну- единственную деревню, в которую волки заходят зимой, заходят постоянно, и режут собак или какую иную живность. Одна-единственная. Тогда я о волках не знал ничего, и мне было удивительно, что волки заходили только в эту деревню, а в соседние нет.
Эта деревня, в самом деле, от остальных деревень отличается. Там при Горбачёве-Эльцине сделали национальный парк или что-то вроде того — иными словами, туда стали пачками ездить увеселяться американцы и тому подобные. Упиваться видами девственной природы, понимаете ли.
Население именно этой деревни перед ними просто расстилается, холуйствует прямо-таки мистически. А ещё, после того как нам Горбачёв-Эльцин ввел христианство, жители этой деревни, естественно, в него уверовали активно. Настолько активно, что когда я там заикнулся, что разыскиваю следы веры наших предков, меня чуть ли не выгнали. Чуть не взашей. Лично директор парка. Вернее, на тот момент уже бывший — уволили. За алкоголизм.
Это деревня Вершинино на Кенозере. Там даже сказки об Иване-дураке пересказывают так, что полностью извращается их сакральный смысл.
Зная, что волки очень хорошо различают людей, и, зная, что в окружающих деревнях живут люди не столь подхалимистые, нисколько не удивляюсь, что волки приходят именно в Вершинино напомнить, что есть совесть, есть вечность и полнота жизни. Что поделать, если эти подхалимы начинают чувствовать хоть что-нибудь, только когда несут материальные потери?
На территории Руси взаимопроникают, увы, два мира. Там, где нет холуйства, подлости и лжесвидетельств, волки не то что не озоруют, но жителей даже охраняют. Но к подлецам волки относятся по-
Неприятно волкам, что люди унижают человеческое достоинство. Пребывание в дегенеративном состоянии для людей такое же преступление, как вязать волчатам лапы проволокой и оставлять родителям-волкам на вырост.
Наташа (НТ-Ш — «прорвавшаяся к тайному знанию»)
Овладение сокровищами родовой памяти доступно всем: и собакам, и мужчинам, и женщинам.
«…За холодной ключевой, —
Кричит, девица, постой! —
играл дядюшка, сделал опять ловкий перебор, оторвал и шевельнул плечами.
— Ну, ну, голубчик, дядюшка, — таким умоляющим голосом застонала Наташа, как будто жизнь её зависела от этого. Дядюшка встал, и как будто в нём было два человека — один из них серьёзно улыбнулся над весельчаком, а весельчак сделал наивную и аккуратную выходку перед пляской.
— Ну, племянница! — крикнул дядюшка, взмахнув к Наташе рукой, оторвавшей аккорд.
Наташа сбросила с себя платок, который был накинут на ней, забежала вперёд дядюшки и, подперши руки в боки, сделала движенье плечами и стала.
Где, как, когда всосала в себя из того русского воздуха, которым она дышала, — эта графинечка, воспитанная эмигранткой-француженкой, — этот дух, откуда взяла она эти приёмы, которые pas de chale