— Звучит заманчиво. В этом случае мне пришлось бы слизать его с тебя, да? Умм!

Она с удовольствием наблюдала за тем, как его соски мгновенно напряглись.

— Да.

У Джози резко подскочила температура в наиболее чувствительных местах, стоило ей только представить себе эту картинку, и она облизнула губы, мысленно уже приступив к волнующей дегустации.

— А ты позволил бы мне сделать это?

Даниэль издал придушенный звук — полусмех, полустон:

— В другой раз, не сейчас. Нам уже пора возвращаться к тебе домой.

Он был прав. У них была работа, которую ни в коем случае нельзя было откладывать, да и Клер будет беспокоиться. Хотя Джози и оставила для нее сообщение в пансионате для престарелых, но оно было немного сумбурным, а девушка не хотела излишне волновать свою подругу. Для занудливого компьютерного червя у Клер был довольно сильно развит материнский инстинкт.

— Я не виновата, что у меня разыгралась фантазия из-за того, что ты тут разгуливаешь полуголым. Ты и в одежде выглядишь очень сексуально. Но обнаженный ты просто убийственно хорош.

— Небольшое уточнение: для тебя.

— Только не говори мне, что большинство женщин не считают тебя самым сексуальным мужчиной из всех, кого они когда-либо видели. У тебя такие твердые мускулы, что многие мужчины ради них пошли бы на смертоубийство, и взгляд древнего воина, в котором женщине так легко потеряться, — хотя Даниэль, безусловно, являлся предметом ее грез с первой же встречи, Джози пришлось признать, что действительность во много раз превзошла самые смелые ее фантазии.

Он уставился на нее так, будто она была инопланетянкой.

— Что? — спросила она и нахмурилась: — Ты же не слепой. Посмотри на себя в зеркало.

— Мои глаза вовсе не так добры, как твои. Когда я смотрюсь в зеркало, то не вижу там мужчину, которого ты только что описала.

— А кого ты видишь?

— Моего отца.

— У вас с ним такое большое сходство?

— Да, — и в его голосе совсем не слышалось радости по этому поводу.

Она не помнила, чтобы он когда-нибудь говорил о своих родителях.

— Ты с ним часто видишься?

— Никогда.

— Он еще жив?

— Да.

На какое-то мгновение в глазах Даниэля полыхнул гнев, но так же быстро потух. Тем не менее, его реакция была слишком очевидной, чтобы спутать с чем-то другим.

— Разве он не живет с тобой? — осторожно спросила она.

— Нет.

— Он все еще живет в резервации? — Хотвайр упомянул как-то, что Даниэль вырос в резервации, но не сказал, почему тот ушел оттуда.

— Нет.

Если бы это был кто-то другой, Джози могла бы подумать, что подобная краткость ответов означает нежелание продолжать разговор на эту тему, но Даниэль был лаконичен и в лучшие времена. Да к тому же, мужчина был достаточно прямолинеен для того, чтобы посоветовать ей заняться своими делами и не донимать его, если бы она задавала вопросы, на которые ему бы не хотелось отвечать.

— Где же он тогда?

— В тюрьме.

Неудивительно, что Даниэлю не нравилось сходство с отцом.

— А что насчет твоей мамы?

— Она умерла до того, как он попал в тюрьму.

— Я сожалею.

— Я тоже. Она была очень ласковой женщиной. Доброй и мягкой.

Джози с ленцой потянулась, мягкая ткань футболки обрисовала упругую грудь, не стесненную лифчиком, и острые пики сосков, как следствие ее недавних фантазий о том, как она будет слизывать сироп с обнаженного мужского тела.

— В отличие от меня.

В одно мгновение мрачный вид Даниэля сменился на сексуальный, на что девушка, собственно, и рассчитывала. Джози отлично помнила, как он вчера говорил о ее собственной мягкости, и хотела этим маневром отвлечь его, чтобы у него из глаз пропало выражение невыносимого горя.

— Ты прикасаешься ко мне достаточно нежно, Джозетта…

Она усмехнулась, ощущая себя размякшей в месте, о котором никак не могла позволить себе сказать вслух. В ее глупом, беззащитном сердце.

— Я рада, что ты так думаешь.

— Хээшшке Нааба.

— Что?

— Так звучит мое имя на языке сиу.

— Что оно означает?

— Яростный Воин.

— Почему воин?

— Я не скрывал, что как только вырасту, уйду из резервации. У меня была только одна возможность сделать это — стать военным, и я не считал нужным этого скрывать от кого бы то ни было.

— А почему яростный?

— Потому что ругаюсь — чертов характер.

Джози улыбнулась тому, как плохо у Даниэля получалось выполнять свое обещание не сквернословить при ней. Хотя ей нравилось, что он старается этого не делать ради нее. Это походило на постоянное подтверждение того, что Даниэль видел в ней скорее женщину, чем наемника. Не то, чтобы она перестала им быть… но, по крайней мере, именно это девушка продолжала твердить себе снова и снова. Правда, Джози не была точно уверена в том, что все ее попытки измениться действительно работали.

В конце концов, она крепко обхватила себя руками за плечи, как поступила однажды, приведя Даниэля в секретное подземное хранилище отца.

— Я никогда не видела, чтобы ты выходил из себя.

— Потому что встретила меня после того, как со мной поработал старшина Корделл.

— Он научил тебя сдерживаться?

— Да. Он многое знал о моем отце и считал, что научить меня самоконтролю — это лучший способ не дать мне повторить его путь.

— У твоего отца дурной нрав?

— Да.

Джози задумалась: а не из-за этого ли его родитель попал в тюрьму, но не хотела причинять Даниэлю лишнюю боль своими расспросами.

— Старшина Корделл, похоже, был хорошим учителем.

— Угу. Именно он и прозвал меня Нитро. Я тогда ненавидел эту кличку. Как постоянное напоминание о том, насколько много во мне было от отца, а старшина только этого и добивался. Он использовал любую возможность, чтобы по-настоящему разозлить меня, пока я не научился управлять своим гневом в любых обстоятельствах, а он без устали провоцировал меня, создавая любые немыслимые ситуации, какие только мог выдумать, а, надо сказать, у него было довольно богатое воображение.

Слушая его, Джози без труда читала между строк обо всех мучениях, которые пришлось вынести Даниэлю, прежде чем тот сумел выработать свой железный самоконтроль, и с содроганием произнесла:

— Что-то я не уверена, что хотела бы познакомиться с этим твоим старшиной.