перемену келий, сопровождающуюся, разумеется, всеобщим стоном и неудовольствием; сам он страдает едва ли не больше всех, но желает «чтоб хоть так, хоть в ерунде поворачивались против своей воли!».
Редко кто интересуется порядком, необходимым для преуспеяния[372]. Почему-то ожидают найти в монастыре покой, и удивляются, встретив жестокий мятеж страстей[373]. Захлебываясь в черных волнах, воздвигаемых велиаром[374], пытаются еще и пришпоривать природу, давить на себя, выжимать благочестивые реакции, не учитывая, что для изглаждения впечатлений греховных нужно время[375]; на самом деле совершается естественный процесс: кто
С., простая деревенская женщина, жила в миру жизнь материально трудную, но нравственно благополучную: и в церковь ходила, и причащалась; когда, вырастив детей и овдовев, в пятьдесят почти лет пришла в монастырь, искренне не понимала, в чем каяться; однако спустя сколько-то месяцев из нее, как она, пораженная ужасом, определила,
Непреложный закон благовременности диктует необходимость обращать внимание на обстоятельства[377], чтобы обходить ловушки, расставляемые бесами с целью ущемить, унизить и обессилить дух при помощи нашей же плоти: апостол Петр, заметил один самокритичный мыслитель, предал Христа потому что замерз. Понять значит обезвредить, обезоружить врага: от голода вскипает раздражение, от недосыпа затормаживаются реакции, от усталости в голову внедряется давно забытый стишок или глупая песенка; за хворью крадется уныние; женская психика, ежемесячно подвергаемая известному недомоганию, реагирует взвинченностью, обидчивостью, истерическими слезами, и, как правило, забывает объяснять нахлынувшие горестные чувства обыденной физиологией.
Глупо рассматривать действительность сквозь зыбкую призму случайных настроений. Опытные подвижники советуют выбрасывать балласт, если угрожают ветер и высокие волны[378]: в тяжелых искушениях, недугах, смертной опасности, когда от страха или боли не можешь воспевать псалмы, следует, учит преподобная Синклитикия, не заботясь о возвышенном, просто терпеть, призывая Христа на помощь. Естество наше, по причине перстного и бренного тела, немощно, и когда бывает в искушениях, не в состоянии противостать им, признавал даже такой великий подвижник, как Исаак Сирин[379].
Но сокрушение о своем ничтожестве отнюдь не означает бессильного уничижительного суда над собой по некоторой вымышленной шкале ценностей, с последующим тоскливым сердечным угрызением, порождающим фантазию стать кем-то другим, кто всем нравится; оно призывает к реалистической самооценке: есмь то, что есмь[380], без слезливого умиления, но и без трагедии.
Нужно взять крест своего калечества, в чем бы оно ни выражалось, принять себя со всеми мерзостями и слабостями и просить, чего недостает, у Бога, не только надеясь получить, но нимало в том не сомневаясь[381], не забывая о статусе человека как микротеоса[382], малого бога, отмеченного высоким благородством и достоинством; подумать только, Господь не ангелов послал, но Сам пришел, чтобы воззвать погибшего, обещая возвратить ему образ чистого Адама[383] .
В одном женском монастыре молодого возраста духовник перед исповедью, презрительно кривя рот, настойчиво повторял: «не воображайте о себе, слезам вашим грош цена, это не те слезы, не надейтесь, что чего-то достигнете» и т.п.; другой духовник, много старше и опытнее, наоборот, призывает жить в напряжении и верить в возможность духовного возрастания и даже совершенства; если допустить, что для меня небо закрыто – где взять силы жить[384]? Надо смотреть не вниз, на собственные недостатки, но вверх, на любовь Божию, и видеть не то, чем я не смог быть, но то, чем я еще, по благодати Христовой, могу стать[385].
На кипящий котел мухи не садятся
Не позволяй душе лениться!
Чтоб в ступе воду не толочь,
Душа обязана трудиться
И день и ночь, и день и ночь!
Познание себя, вкупе с познанием Бога, есть нескончаемый и непрерывный творческий процесс, в котором главным заданием, независимо от природных способностей, становится непосредственное творение собственной жизни в соответствии с Божественным Промыслом о ней[386]. Этот процесс святые отцы недаром называют и наукой, и художеством, и искусством: созидать значит вызывать к бытию новое, а вернее будет сказать, открывать как новое уже существующее, и всякое открытие совершается, конечно, по дару благодати, «когда божественный глагол до слуха чуткого коснется» (Пушкин).
Но если Господу принадлежит благо – дать, то от человека зависит благо – взять; богоподобным даром творчества, возвышающим 2anyrwpoq`а над всей тварью и даже над ангелами, наделен каждый христианин; потому этот дар и связан с великой ответственностью, как показано в евангельской притче: мы призваны устремляться ввысь, приумножать таланты, не замирать, не успокаиваться, но ежедневно, соизмеряя состояние своей души с заповедями Евангелия, приносить покаяние и всё начинать сначала.
Старец Симеон (Желнин) из Псковских Печор торможение духовного роста считал серьезной болезнью, связанной с бесовскими кознями. Тяжкое искушение, называемое охлаждением, нечувствием, окаменением сердца, наваливается чаще всего от нерадения; привыкание к ежечасному общению с святыней порождает самодовольство, когда кажется, что всё постиг, обрел и уразумел, что бури, предназначенные новоначальным, позади, что достигнут рубеж, за которым ничего нового уже не происходит.
Преподобный Варсонофий однажды похвалил послушника за исповедание навязчивого ощущения: дескать, монашеская жизнь безотрадна, день идет за днем, ожидать нечего, впереди те же службы, та же трапеза и прочее; этот ядовитейший помысл заклевал многих, вплоть до выхода из обители, сказал старец, и добавил: монах всё время должен быть как бы в муках рождения, не замечая благотворных изменений, пока не придет в меру совершенства Христова[387].
Как загоралась покойная старушка м. Е., когда удавалось кого-нибудь вызвать на диспут; ее собеседницей чаще всего бывала м. В., тоже старушка, едва грамотная, но ревностью ученой м. Е. не уступавшая, они с горячностью обсуждали, к примеру, была ли жена-грешница с алавастровым сосудом Магдалиною и себя ли имел в виду апостол Павел, когда писал о вознесшемся до седьмого неба.
Мать А. пришла в монастырь на седьмом десятке, ничего не зная о Православии, после чудесного видения, посетившего ее в сокрушительном горе, когда в одну неделю пришлось похоронить сына и мужа; она замучила всех вопросами, пока не открыла святителя Игнатия, а
