аскетизма, призывает сохранять правильную мелодию и ритм, остерегаясь всего немузыкального, нестройного, несозвучного; нельзя расслабляться, но опасно и натягивать струны сверх меры, чтобы они не порвались. Вообще менее вредно нерадение, чем самомнение, чреватое презреньем к падшим[279]; лучше бороться с нечистотами, чем с возношением, говорит Лествичник. Кроме того, чрезмерность содержит в себе некоторую дерзость, цель вроде удивить Бога своими достижениями, ожидая, конечно, компенсации за них; Иоанн Кассиан усматривал в посягательствах такого рода наущение диавола.

Впрочем, случалось, ошибались чистосердечно, простодушно желая угодить Богу самовольным мученичеством: один подвижник древних времен надумал искупать грехи вися на веревке над пропастью; ангел снял его со скалы и запретил рисковать жизнью. Авва Паламон, даже на Пасху не вкушавший масла, нажил болезнь желудка или кишечника, страшные боли счел за мученичество и умер, так и не согласившись ослабить пост. Но имени его нет в святцах.

…Устав, что нас от нас же ограждает[280]

И на строгий Твой рай

Силу сердцу подай…

Е. Боратынский.

Этот самый авва Паламон был учителем Пахомия Великого; вероятно, глядя на муки старца Господь и послал ангела дать преподобному устав, на медной дщице, с начертанием самых общих правил; они касались

еды: позволяй каждому есть по потребности и пища пусть предлагается для всех вместе; в Тавенисси братия готовили по очереди; на трапезе подавались хлеб, соль, варево из чечевицы или фасоли, овощи, травы; фрукты выдавались на руки и съедались в келии; больным полагались вино и уха;

трудов: назначай труды, соразмерные с силами каждого; работали в садах и огородах, заготавливали травы для засолки, собирали финики, плели рогожи, веревки и сумки из пальмовых ветвей, пекли хлеб; категорически запрещались тщеславные выходки с целью продемонстрировать личное рвение, вроде перевыполнения нормы, соревнования и т.п.

одежды: у каждого должен быть льняной левитон с поясом, белая козья или овечья милоть и кукуллий с изображением пурпурного креста; монашеская одежда, разъясняет авва Дорофей, символична, это снаряжение воина на службе Царя царствующих: мантия без рукавов сковывает и затрудняет действия рук при побуждениях ветхого человека, например украсть или ударить; пояс, препоясывая чресла[281], напоминает о готовности на дело и умерщвлении плоти; аналав с крестом знаменует веру во Христа и отречение от всего мирского; куколь (камилавка), в старину похожий на младенческий колпак, подчеркивает детскую простоту и смирение монаха[282], а женский апостольник, покрывало с прорезью для головы, символизирует самоотверженность, всецелую посвященность Богу.

Не все понимают, что монашеское облачение отнюдь не согласуется с потребностями тела или удобствами, скорее наоборот; важна специальная форма, располагающая взирать горе; человек в форме всегда человек долга. Недаром в годы гонений монашеская форма вызывала сугубую ярость большевистских палачей, оравших: снимите ваши костюмы!

молитвы: положи совершать по двенадцать молитв (псалмов) в полдень, вечером перед заходом солнца, в полночь, и три молитвы в девятом часу. Авва Пахомий заметил, что молитв мало, и получил разъяснение: устав должен годиться для всех, чтобы даже слабые могли без отягощения его выполнять.

В этом суть; с одной стороны устав побуждает нерадивых выравниваться в строю, тянуться вверх за сильными, с другой, не позволяет уж очень возноситься горе, звеня цепями и веригами. Мирская прыть потому и пропадает по вступлении в обитель: подвиг самопринуждения, когда он исполняется поголовно всеми в дисциплинарном порядке, подвигом не выглядит. Впрочем, некий мудрый игумен считал, что довольно для нынешних слабых людей и тех скорбей, какие попустил Бог в общежитии – и сказал он эти слова еще в XIX веке.

В первозданном виде ангельский устав никогда не применялся: надо заметить, основатели монашества, чрезвычайно строгие к себе, начертали куда более снисходительные правила для своих учеников и последователей. Уже преподобный Пахомий установил для братий ежедневно достаточную пищу, приготовленную на огне, чтобы всем хватало сил для трудов и молитвы.

Именно этот устав стал исходным образцом для обителей в Египте, Палестине, Сирии и лег в основу правил Василия Великого, Иоанна Кассиана и преподобного Венедикта, переведенных и опубликованных святителем Феофаном Затворником в сборнике «Древние иноческие уставы». Устав Саввы Освященного хорошо известен на Руси как богослужебный, под названием Иерусалимского; другой устав, также имевший широкое хождение в нашем отечестве, именовался Студийским, т.к. получил начало от святого Феодора Студита.

Византийская эпоха сохранила множество типиков: не только игумены, но и архиереи, императорские особы и ктиторы, учреждавшие монастыри, составляли свои правила, не отличавшиеся оригинальностью, разве что одни ограничивались общими законоположениями, а другие нормировали быт иноков до мельчайших подробностей[283], но на деле вряд ли скрупулезно исполнялись.

Устав складывался постепенно, по мере необходимости, в каждом сообществе как в каждой семье имея своеобразные черты. Новые правила являлись соответственно постепенному падению нравов: древние уставы не предусматривали, как греческие, впадение в блуд по пьяному делу, преступную связь монаха с монахиней или рвоту из-за пресыщения; у нас на монашеском съезде 1909 года предлагали включить в состав обетов отказ от употребления спиртных напитков.

Если в Византии увлекались составлением правил, то на Руси писаный устав не рассматривался как нечто обязательное, собственные уставы появились не раньше XIV века; жили просто, сообразуясь с условиями и степенью ревности, как Бог на душу положит; сам игумен был для братии правилом и образом, примером поведения.

Устав обычно состоит из литургического и дисциплинарного разделов, с добавлением наставлений духовно-нравственного характера; исключение представляет собой устав преподобного Нила Сорского, содержащий только подвижнические поучения.

С Х века, когда оформился дневной богослужебный круг, литургическая часть устава различалась лишь временем, установленным для богослужений: полунощницу начинали в полночь или рано утром, затем следовала утреня, после которой полагался недолгий отдых перед литургией; иногда вся служба шла без расхода, за ней сразу трапеза, а после – нет, не отдых, а труды, послушания. На сон отводилось время после вечерни и молитв на сон грядущим, примерно с 7 часов до полуночи.

Некоторые из наших новооткрытых монастырей пробовали так же: ночное богослужение – это звучит и вдохновляет! Но увы, существо с дряблыми мышцами, отвыкшее от телесного напряжения, сложно поднять на молитву после трудового дня, притом поднять не значит разбудить. Даже совы, способные бодрствовать ночью, изнемогают: отдых всяко нужен, а днем монастырь шумен почти как завод: гудят стройки и ремонты, тарахтят автомобили, двери стучат, люди кричат – уснуть не удается.

Таким образом, ночная служба превращается в болезненную формальность,

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

1

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату