чуть не задохнулся. Содрогнувшись и закашлявшись, он пустил слюну и в конце концов срыгнул в лохань, которую мы поместили у него под подбородком.

Кристофано с донельзя довольным видом изучил и обнюхал зловонную отрыжку.

– Ну что скажешь? Разве не чудеса творят лепешки? А ведь состав их куда как прост: унция лилового леденца, пять унций сабельника и столько же порошка из яичной скорлупы, драхма мускуса, драхма серой амбры, адрагантовая камедь и розовая вода, все это перемешано и высушено на солнце, – рассказывал Кристофано, суетясь вокруг Бедфорда. – У здоровых людей они борются с отсутствием аппетита, пусть и не так, как aromaticum, – добавил он. – Кстати, напомни мне, чтобы я снабдил тебя ими. В случае отсутствия аппетита у кого-нибудь из постояльцев выдашь ему.

Обмыв и заново одев англичанина, который лежал совершенно молча с закрытыми глазами, Кристофано принялся колоть его своими инструментами.

– Как нас учит мэтр Эузебио Скальоне да Кастелло а Маре из Неаполитанского королевства, необходимо изъять излишек крови в венах, исходящих именно из тех мест, где имеются ганглии. Вена на голове соответствует бубону на шее, а вена обыкновенная – бубонам на спине. Однако в данном случае нас интересует вена на запястье, которая идет от ганглия, расположенного под мышкой, а после вена на подошве, которая соответствует паховому бубону. Подай-ка мне чистую лохань.

Затем он отправил меня к нему в комнату за баночками с надписями «белый ясенец» и «завязный корень», а когда я их принес, велел взять две щепотки каждого лекарственного растения, смешать с небольшим количеством белого вина и дать выпить Бедфорду. А после попросил истолочь в ступке траву, называемую преградолистный лютик, и наполнить две половинки ореховой скорлупы – это было необходимо, чтобы заткнуть отверстия в венах больного после кровопускания.

– Перевяжи его, прижав покрепче скорлупу. Будем менять ее два раза в день до тех пор, пока не исчезнут пузырьки, которые чуть позже я проткну с тем, чтобы испорченная жидкость, наполняющая их, вышла.

Тут Бедфорда затрясло.

– А не слишком ли много крови мы ему пустили?

– Ну что ты такое говоришь! Это чума, от нее кровь стынет в жилах. Я это, впрочем, предвидел и приготовил смесь из крапивы, проскурняка, репейника, василька, душицы, сердечной мяты, горечавки, лаврового листа, жидкого росного ладана, бензоя и аира для паровой ванны, оказывающей на больных поразительное действие.

С этими словами он вытащил из сундучка обернутую в ветошь склянку. Мы спустились в кухню, где он поручил мне довести содержимое склянки до кипения, смешав его с большим личеством воды, тут как раз пригодился самый большой ко-. имевшийся в хозяйстве мэтра Пеллегрино. Сам же он в это время варил смесь муки, произведенной из греческого сена, семян льна и корней шток-розы, куда добавил кусочек свиного сала, обнаруженного в кладовых «Оруженосца».

Поднявшись к больному, мы завернули его в пять одеял и поместили над кипящим котлом, который ценой огромных усилий и рискуя обвариться подняли наверх.

– Нужно, чтобы он хорошенько пропотел: это выведет из организма дурную жидкость, расширит поры и согреет застывшую кровь, да и заражение на коже не убьет его внезапно.

Однако бедняга-англичанин был с нами как будто не согласен. Он все громче стонал, задыхаясь и кашляя, протягивал руки и в приступе боли раздвигал пальцы ног. А потом вдруг как-то внезапно затих. Словно потерял сознание. Не удаляя его от котла, Кристофано принялся прокалывать иголкой бубоны в трех-четырех разных местах, а после наложил на эти места пластыри из свиного сала. Завершив процедуру, мы переложили больного на постель. Он не двигался, но дышал. И тут мне пришло в голову: «Вот ведь как бывает: радикальному лечению Кристофано был подвергнут самый непримиримый хулитель его метода. Да, чудны дела твои, Господи!»

– А теперь пусть набирается сил, отдыхает и положимся во всем на Бога, – важно проговорил многоопытный целитель.

Мы отправились к нему в комнату, где он вручил мне котомку с мазями, сиропами, притирками и ароматическими веществами для паровых ванн, предназначенными для прочих постояльцев, ознакомив меня с тем, как всем этим пользоваться и каково ожидаемое терапевтическое действие, а также снабдил памяткой. Какие-то remedia были более действенны в отношении определенных органов и частей тела. Так, отцу Робледе, постоянно ощущающему беспокойство, угрожала самая смертельная из разновидностей чумы – та, что поражала сердце или мозг, зато в относительной безопасности была печенка. В общем, мне следовало не откладывая приступить к обходу постояльцев.

Силы мои были на исходе. Я решил дотащить все эти склянки, которые я уже ненавидел, до своей комнаты и лечь спать. Но на третьем этаже мое внимание привлек шепот. Это аббат Мелани поджидал меня, осторожно выглядывая из-за двери своей комнаты в глубине коридора. Делать было нечего, я подошел ближе. Не дав мне открыть рот, он шепнул мне на ухо, что необычное поведение кое-кого из постояльцев в последние часы внушало ему опасения относительно нашего положения.

– Неужто есть основания бояться за жизнь одного из нас? – прошептал я, и мне тотчас сделалось не по себе.

– Все возможно, мой мальчик, все возможно, – ответил он и быстренько втащил меня в свою комнату.

Закрыв дверь на задвижку, он объяснил мне, что бред Бедфорда, который он слышал через дверь, без всякого сомнения, выдает в нем беглеца.

– Беглеца? Но от чего он бежал?

– Изгнанник, ожидающий лучших времен, чтобы вернуться на родину, – поджав губы и напустив на себя жутко самоуверенный вид, ответил аббат, постукивая указательным пальцем по ямочке на подбородке.

И поведал мне кое-что об обстоятельствах, могущих иметь для нас большое значение в последующие дни. Загадочный Вильгельм, которого поминал Бедфорд, был не кем иным, как претендентом на английский престол принцем Оранским[61].

Поскольку беседа обещала быть долгой, я устроился поудобнее.

– Все дело в том, что у нынешнего короля[62] нет законных детей. Он назначил наследником престола своего брата, но поскольку тот католик, он неминуемо вернет Англию в лоно