потеряли машину охраны, а вторая серьезно пострадала от взрыва. «Мерс» и джип Андрея стояли выше, так что остались целы. Есть и пострадавшие среди журналистов, в основном с ожогами рук. Они вместе с нами пытались растащить бревна, но все бесполезно, огонь мешает. Покрышки горят, сажа хлопьями летит, а дым такой, что глаза и легкие разъедает. Старались затушить огонь огнетушителями, но тоже не получилось...
Но Надежда видела это и без его пояснений. Правда, огонь уже не взмывал выше сосен, но все-таки полыхал вовсю. На трассе скопилось с десяток машин с той и с другой стороны. Люди бегали вокруг пожарища с огнетушителями, пытались забрасывать огонь землей, но пока мало чего добились.
От автобуса и машины охраны остались лишь искореженные взрывом и огнем остовы, а грузовик все еще полыхал, подступиться к нему мешал завал из бревен, тоже охваченный огнем.
– Сюда бы парочку пожарных машин, – сказал Евгений, и, словно в ответ на его слова, послышался разноголосый вой сирен, и со стороны Коржавина показались две пожарные машины, а также несколько милицейских с проблесковыми маячками на крышах, и автомобиль «Скорой помощи».
Глава 21
До Белогорска они добрались уже поздней ночью. В «Мерседесе» было тесновато. С одной стороны сидел Меньшиков, с другой – Андрей, а Надежда – между ними. Стас остался на трассе, занимался эвакуацией журналистов. Часть из них отправили милицейскими машинами, женщинам Андрей уступил свой джип.
Надежда не противилась, когда Андрей сообщил, что ее подвезут прямо к дому. Меньшиков вызвался ее проводить, она не отказалась. Сил не было сопротивляться и выяснять отношения. Она с трудом доплелась до крыльца, и если бы Евгений ее не поддержал, она бы не одолела даже первой ступеньки.
Первый этаж сиял огнями. Двери были распахнуты настежь, а в прихожей их встретила горничная. Та самая Людмила, с которой Надежда столкнулась в первый день своего пребывания в качестве референта. Сегодня она выглядела на порядок дружелюбнее.
– Проходите, Надежда Дмитриевна, проходите, – засуетилась она, не выказав удивления, что ее провожает Меньшиков. – Я все ваши вещи разложила по шкафам. Халатик приготовила, полотенца...
– Я разберусь, – произнесла Надежда, – спасибо вам за заботу. Я в ванну, а потом спать. – Последнюю фразу она адресовала уже Меньшикову.
– Спать пока не придется, – сказал он, – Андрей приглашает на часок. Надо будет отметить по горячим следам, если не победу, то хотя бы счастливое спасение. Как ты, выдержишь?
– Выдержу, – вздохнула Надежда.
– Тогда через полчаса я зайду за тобой.
– Заходи, – покорно сказала Надежда и посмотрела на Людмилу. – Покажите мне, где ванная...
Через полчаса Надежда сидела в гостиной и сушила феном волосы. На этот раз она переоделась в платье, то самое, которое ей подарила Женя на день рождения и в котором она свела с ума Лихоносова. Только сегодня она никого не собиралась сводить с ума, просто хотелось выглядеть несколько лучше, чем в камуфляже и солдатских ботинках. Притом в этом платье здесь ее никто не видел, после ванны нервное напряжение спало, и она предвкушала, как удивится Меньшиков, когда увидит ее преображенной в красивую женщину, которой ничто человеческое не чуждо, даже маленькое черное платье с открытыми плечами.
Людмила уже ушла, и, когда в дверь постучали, Надежда прошлепала босыми ногами в прихожую и открыла ее сама. Но за дверью стоял не Меньшиков. Абсолютно непроизвольно у нее открылся рот от удивления. Она никак не думала, что объявится ее попутчик, да еще так поздно.
– Не ожидала увидеть? – его улыбка была чуть кривоватой, а глаза смотрели настороженно.
– Откуда ты узнал, что я здесь? – Она стояла на пороге с феном в руках и не знала, как поступить, пропустить бывшего капитана в дом или отправить его восвояси.
– Видел, как вы подъехали. Не боишься одна? – кивнул он в глубину полутемного холла.
– Не боюсь, – ответила она, – или ты пришел скрасить мое одиночество? Так я недолго буду одна, сейчас за мной зайдет Меньшиков, и мы пойдем ужинать к Зарецкому.
– Ужинать? – усмехнулся Николай. – Скорее уже завтракать. – И положил ей руку на обнаженное плечо. – Ты меня впустишь в дом? Я ненадолго. Уберусь еще до прихода Меньшикова. Честно сказать, я его терпеть не могу.
«Взаимно», – подумала Надежда, но вслух произнесла другое:
– Руку убери! – И, не дожидаясь, когда он выполнит приказ, дернула плечом.
Николай поспешно убрал руку.
– Прости! Я просто хотел предупредить тебя. Зря ты это дело затеяла, благодарности никакой, а неприятностей не оберешься. Слышал сегодня, что случилось на трассе...
– А я видела, – сказала Надежда, – и прости, но в доброхотах я не нуждаюсь.
– Зарецкому против Деренталя не выстоять, – глухо проговорил Николай и, опершись на косяк ладонью, посмотрел ей в глаза. – Дни его сочтены. Всем известно, что Деренталь теперь даже отступного не возьмет. Вы его сильно разозлили.
– Он тебе это сам доложил? – вкрадчиво спросила Надежда. – Интересно, когда успел?
– Тут не надо сообщать, тут надо мозгами шевелить. А твой Зарецкий на рожон попер, устроил шоу с журналистами...
– Еще неизвестно, кто и какое шоу устроил, – произнесла Надежда сквозь зубы, – с лесовозами, например. Думаю, в прокуратуре это дело не замылят. Покушение на жизнь иностранных граждан, это можно расценить как теракт. А за теракты сейчас крепко спрашивают, не так ли?
– Тебе лучше знать, – Николай отвел глаза. – Теперь неприятностей не оберешься...
– Ты-то что беспокоишься, коммерческий директор? Твое дело не стратегию боевых действий разрабатывать, а коммерческие сделки совершать, договоры заключать. А ты в парламентеры подался. На меня-то зачем вышел? Изложил бы все претензии самому Зарецкому, а то и Меньшикову. Наверно, они тебя внимательно выслушают.
– Как же! Меня к Зарецкому только на ковер вызывают, на прошлой неделе две сделки с Китаем запороли, не по моей вине, я в отпуске был, а мне сегодня выговор вынесли, с предупреждением. А ты говоришь, «выслушают».
– И все же, не лез бы ты со своими предупреждениями. Как-то дурно они пахнут, паникерством, – уже более мягко сказала Надежда. – И заботиться обо мне не надо, как-нибудь сама со своими делами разберусь.
– Но Зарецкому, как ни крути, придется сдать комбинат. У Деренталя связи в правительстве, а Стечкин недавно в одном самолете с премьером на какое-то совещание летал в Финляндию.
– Сдать, говоришь, комбинат? – засмеялась Надежда. – А знаешь, что говорит мой давний приятель- опер Слава Миронов по такому поводу? Сибиряки сами не сдаются, но и в плен никого не берут! Так что, Шведов, не попадай в плен, пощады не дождешься!
– О чем ты? – уставился на нее капитан.
– Сам знаешь о чем, – засмеялась Надежда. – Лучше меня знаешь!
– Я к тебе очень хорошо отношусь, – Николай снова отвел взгляд. – Тебе нужно подумать о дочери.
– Ты и о дочери знаешь? – Надежда похлопала его по плечу. – Это уже не удивляет, это уже настораживает. Я не знаю пока, в какие игры ты играешь, моряк, но лучше тебе плыть своим курсом. Пока не поздно!
– Ладно, я тебя предупредил, – Шведов наконец оторвался от косяка и в упор посмотрел на Надежду. – Я понимаю, кое-кто тебе весь свет затмил, но у него жена есть. Учти, в два раза тебя моложе. Так что здесь для тебя никакой перспективы.
– А с кем перспектива? С тобой, что ли? Милый, ухоженный, обходительный... При деньгах, вероятно? Ты что думаешь, я так изголодалась, что под любого мужика лягу?
– Так ведь чуть не легла, – глаза его зло прищурились. – Тогда, значит, хорош был? В поезде...
– Проваливай, – сказала она тихо и сжала кулаки. – Слишком много ты сдал информации, голубь мой сизокрылый! Не боишься на ваших и наших работать?
– Дура, – произнес устало Шведов, – я думал, ты – женщина, а ты ментяра забабашенная!
И тогда Надежда молча ударила его под вздох. Она сама не ожидала, что ударит, но очень уж она не
