обстановки. Так, например, необходимо предотвращать 'левый' уклон, когда войска одерживают победы, и предотвращать 'правый' уклон, когда они терпят поражения или не могут добиться победы в большинстве случаев». Поскольку в январе 1948 г. о поражении речи быть не могло, весь этот пассаж означал «деликатный» поворот на сто восемьдесят градусов от установок Всекитайской аграрной конференции.

Что касается собственно аграрной программы, то главной «формулой отступления» делается концепция районирования и многоэтапности проведения аграрных преобразований. Теперь в директивных указаниях руководства КПК прежде всего подчеркивается существенная разница в целях и условиях проведения аграрной реформы между районами, освобожденными до 1945 г., после 1945 г. и, наконец, после начала контрнаступления летом 1947 г. В первых из них преобразования в основном уже завершены, во-вторых—«полустарых» —они должны проводиться сейчас, а в новых — в ближайшем будущем. Вместе с тем из последующих директив, где формулировались условия проведения аграрной реформы, выясняется, что практически «Основные положения» 1947 г. реализовать негде. Так, в одной из директив пояснялось, что реформу проводить следует только там, где прочно утвердилась новая власть, где уравнительного передела требуют батраки, бедняки и середняки (!) и где имеется достаточно партработников для проведения реформы. Если даже предположить, что все эти трудновыполнимые условия и существовали в старых освобожденных районах, то уже не было значительного количества земли для передела, а в «полустарых» и в новых освобожденных районах еще не было названных политических условий. По мере преодоления левачества и радикализма в документах КПК постепенно формулируется позитивная аграрная программа, соответствовавшая переживаемому этапу гражданской войны. Теперь партийные документы исходят прежде всего из необходимости добиваться высокой социальной и экономической эффективности аграрной политики. Так, в директиве от 24 мая 1948 г. по поводу аграрной политики в освобождаемых районах говорится: «...в течение сравнительно продолжительного периода времени после их освобождения мы должны проводить социальную политику снижения арендной платы и ссудного процента...»

Накопление опыта проведения аграрной политики в условиях наступления, изучение реальной социально-политической обстановки в освобождаемой деревне ведут к дальнейшему изменению аграрной политики. На II пленуме ЦК КПК (март 1949 г.), обобщая опыт работы в новых освобожденных районах, формулируется установка на подготовку к снижению арендной платы и ссудного процента, которые могут быть осуществлены только через год или два после освобождения. Готовясь к форсированию Янцзы, к решающему удару по гоминьдановскому режиму, руководство КПК на опыте только что освобожденных районов видит неготовность деревни — политическую и социально-психологическую — к немедленным, даже самым умеренным, аграрным преобразованиям. Вторжение в традиционные отношения деревни требовало серьезной подготовки.

В то же время руководство КПК много внимания уделяет созданию рациональной налоговой системы в деревне. Основное бремя налоговых платежей перекладывалось на помещиков и кулаков. В условиях сохранения прежних аграрных отношений эксплуататорские слои деревни, аккумулируя прибавочный продукт и будучи вынужденными затем его основную часть отдать новой власти, выступают фактически как важнейшая часть нового налогового механизма, значительно облегчая новой власти выполнение налоговых задач.

Таким образом, аграрная политика КПК после антияпонской войны претерпела сложную эволюцию. От продолжения политики периода войны (снижение арендной платы и ссудного процента) переход к политике частичной конфискации помещичьей земли («Указания 4 мая 1946 г.») и вскоре к радикальной политике уравнительного раздела земли (Всекитайская аграрная конференция 1947 г.), а затем возвращение к политике снижения арендной платы и ссудного процента (январь 1948 г.) и, наконец, выработка еще более осторожной политики — политики подготовки постепенных преобразований (март 1949 г.). Так весьма мучительно складывалась аграрная политика КПК, ставшая одним из важных факторов победоносного развития гражданской войны, ибо она подчинила решение аграрного вопроса интересам создания ЕНФ и тем самым решению основной задачи национально-освободительной борьбы. Если первоначально руководство КПК рассчитывало прийти к власти на гребне аграрной революции и крестьянской войны, то постепенно оно было вынуждено признать беспочвенность этих расчетов и правильно увидеть новые возможности в борьбе за власть в социальной изоляции бюрократической буржуазии. Аграрная политика КПК в конце концов не только обеспечила спокойный тыл и продовольственное снабжение НОА, но и нейтрализовала многомиллионные помещичье-кулацкие слои деревни, которые в противном случае могли бы оказать ожесточенное сопротивление политике КПК, стать массовой опорой гоминьдановского режима и сделать победу в гражданской войне весьма проблематичной.

Довольно резкий поворот в аграрной политике КПК сопровождался — по уже установившейся в КПК традиции — поиском виновников допущенных ошибок и «перегибов» с тем, чтобы вывести из-под удара Мао Цзэдуна. И виновники были найдены. На них указал сам Мао Цзэдун. Стремясь отмежеваться от радикализма решений Всекитайской аграрной конференции, Мао Цзэдун в ряде выступлений дает понять, что в неоправданном радикализме решений конференции прежде всего виноват ее руководитель — Лю Шаоци. Последний в свою очередь признал (на II пленуме ЦК КПК) именно себя виновным за «большинство ошибок» в аграрной политике, еще раз способствуя укреплению культа непогрешимости Мао Цзэдуна. Пришлось каяться и руководителям некоторых освобожденных районов. Так, один из руководителей парторганизации Маньчжурии — Чэнь Юнь — признал себя виновным в проведении ошибочной аграрной линии, причем в выражениях, прямо заимствованных из выступлений Мао Цзэдуна.

Но этих признаний, как представлялось руководителям КПК, было недостаточно для спасения своего «лица». Недовольство и неудовлетворенность широких масс крестьянства, в том числе и бедноты, поднятых на борьбу лозунгами существенного улучшения их материального положения, потребовали найти и на низовом уровне «козлов отпущения», на которых должен был обрушиться гнев крестьян. Ими, по замыслу Мао Цзэдуна, должны были стать низовые парторганизации, неспособные проводить «правильную» аграрную линию из-за чуждого классового происхождения многих деревенских коммунистов. Но здесь, судя по некоторым внутрипартийным документам, критическая кампания натолкнулась на несколько неожиданные сложности: в глазах крестьянства подлинным препятствием для улучшения их положения во многих случаях были кадровые работники, присвоившие себе лучшие земли, имущество и т.п. В директиве ЦК КПК от 22 февраля 1948 г. прямо говорится, что кадровые работники «...бесчинствуют и присваивают себе плоды аграрной реформы». Как оказывалось, радикализм аграрных преобразований в старых освобожденных районах дал наибольшую выгоду — независимо от их происхождения — некоторым активным кадровым работникам, которые вследствие этого стали противниками дальнейшего «углубления» аграрных преобразований.

Таким образом, выработка оптимальной аграрной политики носила в основном эмпирический характер, не сопровождаясь при этом ни подлинной самокритикой, ни попытками научного анализа реальной аграрной ситуации. А это означало, что ни на идейно-теоретическом уровне, ни на уровне социальной ориентации не были преодолены субъективистские, волюнтаристские, левацкие тенденции руководства КПК, и в иных исторических условиях (например, без давления военного фактора) они могли вновь выявиться с полной силой.

Быстрый распад гоминьдановской государственности, развал гоминьдановской армии, стремительное наступление на юг НОА поставило перед КПК новые сложные задачи, связанные со слабостью политических позиций КПК в гоминьдановских районах. Как уже говорилось, руководство КПК всячески поддерживало выступления демократических партий и групп, студенческих, женских и других организаций за прекращение гражданской войны, за ликвидацию однопартийной власти Гоминьдана, за демократизацию политической жизни. КПК стимулировала и борьбу гоминьдановских профсоюзов за повышение зарплаты рабочих, в поддержку общедемократических требований. Коммунисты (не раскрывая себя, естественно) активно участвовали в работе оппозиционных организаций. Однако все эти движения, видевшие в КПК союзника в борьбе с гоминьдановским самовластием, в момент освобождения сохраняли определенную самостоятельность и некоторую инерцию борьбы за общедемократические цели, а поэтому вполне