– Никак не могу привыкнуть к слугам в доме, – сказал он. – Они меня в дрожь вгоняют. Всегда тут как тут.
– По-моему, как раз для этого слуг и заводят.
– В каком ужасном мире мы живем. – Он перевернул одну карту, потом другую, а потом собрал все карты в колоду, перетасовал и вновь принялся раскладывать на ковре рубашкой вверх.
– В чем дело, Эрнст?
– Я не могу сказать тебе.
Когда Альберт принес какао, Эрнст зажег сигару и улыбнулся мне странной кривой улыбкой, словно хотел одновременно улыбнуться и заплакать.
– Ты видишь перед собой последнего летающего клоуна, – сказал он. – На «профессора» я не тянул. Я всегда был просто болваном. Но летать я умел, правда ведь?
– Ты и сейчас умеешь, Эрнст.
– Мой самолет сбит. Я конченый человек.
Я не знала, что сказать.
– Тебе нужно отдохнуть, вот и все.
Он яростно помотал головой. Я не понимала, что его мучит. Не понимала причин столь глубокого отчаяния.
– Пути назад нет, – сказал он. – Пути назад нет. Отсюда нет и не может быть пути назад.
Я решила, что он говорит о себе, о своих неприятностях в министерстве, и тупо сказала:
– Это не так. Через несколько месяцев у тебя опять все наладится. – Я не то чтобы верила в это, но нельзя же согласно молчать, когда кто-то в твоем присутствии называет себя конченым человеком.
– О боже, – с горечью сказал он, – ты просто лжешь, как все они.
Я пристыженно умолкла. Прошло несколько минут, прежде чем Эрнст заговорил снова. Огонь в камине вздыхал и постепенно угасал. Кот мурлыкал во сне и легко постукивал хвостом по картам.
Собравшись с силами, Эрнст заговорил.
– Я думал, это такая игра. Я думал, ну и что, если я надену форму, я ведь в любой момент смогу ее снять. Но это невозможно, она прирастает к коже. Она становится твоей кожей. Ты в курсе? – Он посмотрел на меня страшным немигающим взглядом. – У некоторых людей форма намертво срослась с кожей. Я думал, я создам самолет, такой самолет, который просто необходимо построить, и неважно, если он окажется бомбардировщиком. Я никогда не задумывался о том, что такое бомбардировщик. Я думал, все это игра, и в свое время она закончится, и мы все мирно разойдемся по домам. Но нам никогда не вернуться домой. И это не игра, это кошмар.
Он одним глотком допил бренди, налил еще и принялся медленно вертеть стакан в руках.
– Ко мне наведывался Плох. Он приезжал на побывку с фронта и зашел справиться о моих делах. Он и сам выглядел неважнецки. Мы выпили. Я раскис и завел разговор о прошлой войне, о том, насколько было проще и честнее сидеть в кабине истребителя и точно знать,
– Что он имел в виду? – спросила я.
И Эрнст рассказал мне. Он рассказал мне все, что узнал от Плоха. Я неподвижно сидела в кресле, а Эрнст тихим ровным голосом рассказывал об ужасах, недоступных человеческому пониманию. О людях, которых убивают как скот – систематически и хладнокровно – только потому, что они не той национальности. Об оврагах, которые используют в качестве могил; о целых местностях, превратившихся в огромные кладбища; о массовых убийствах, когда смерть отдельного человека теряет значение. О бульдозерах, которые снова и снова разравнивают землю, уминая груды разлагающихся тел. Он сказал, что эту работу выполняют не только люди Гиммлера, но также военнослужащие строевых частей. Плох ясно дал понять, сказал он, что это не какое-то чудовищное отклонение от плана. Это и есть план.
Я выслушала его, отключив сознание.
Последовала долгая пауза.
Эрнст поднялся на ноги.
– Прости, если сможешь, что я рассказал тебе все это.
Я обнаружила, что не в силах вымолвить ни слова.
– Тебе пора идти, – сказал Эрнст и поцеловал меня в лоб.
Глава восемнадцатая
Что вы делаете с информацией, которую не в состоянии осмыслить; с информацией, которая парализует ваше сознание? То же самое, что ваш организм делает с ядом. Вы ее отторгаете.
Я выкинула из головы все, что рассказал мне Эрнст в последнюю нашу встречу. Это было нетрудно: требовалось совершить единственный акт очищения. Все, что рассказал мне Эрнст, неправда, потому что
Я вернулась в Регенсбург.
Чувствовала себя я довольно паршиво. Вероятно, дело было в стрессе: я постоянно ощущала тянущую боль под ложечкой. Отдохнуть нужно не только Эрнсту, думала я.
Я ничего не сделала, чтобы помочь ему. Но, с другой стороны, что я могла сделать?
Я продолжала заниматься своей работой.
Я бы с удовольствием нарушила приказ Дитера, запрещающий мне летать на заправленном «комете», но, к сожалению, об этом и думать не приходилось. Это не только стоило бы мне моего места в команде, но и было попросту неосуществимо, поскольку я не могла взлететь без помощи наземного обслуживающего экипажа. Я смирилась с ролью пилота-планериста. У меня был напряженный график полетов. «Комет» еще предстояло испытывать и испытывать безотносительно к реактивному двигателю. Многочисленные проблемы, порой практически неустранимые, создавала высокая скорость машины при планировании. Например, после быстрого разворота стрелки компасов крутились так сильно, что приборы на несколько минут выходили из строя.
– Скажем прямо, – однажды сказал Хайнц, когда мы сидели в столовой, – эта машина чертовски опасна.
– Трусишь? – фыркнул Макс. Он недавно пришел в команду на место Душена. Нервный и агрессивный, он всячески старался проявить себя.
– Конечно, – рассмеялся Хайнц. – Каждый раз, когда я забираюсь в свой самолет, у меня поджилки трясутся.
Макс презрительно усмехнулся. Но Хайнц спокойно ел свой обед, а Макс нет.
– Вчера у меня кабина наполнилась дымом, – задумчиво проговорил Хайнц. – На высоте полторы тысячи метров. Я ни черта не видел. Глаза ело просто жуть.
– Дьяволов чайник, – сказала я, и мы с Хайнцем рассмеялись, к великому недовольству Макса.
– Я бы отдал все на свете, только бы полететь на «комете» в бой, – сказал Макс, когда мы с Хайнцем отсмеялись.
– Полетишь еще, – примирительно сказал Хайнц.
– Представляете, какую пользу он принесет на Восточном фронте!
– Главная проблема на Восточном фронте – снег, – заметил Хайнц.
– Это все слухи!
– Это правда. – Хайнц отложил нож и вилку. Он никогда не упускал случая поспорить. – У меня там брат. Боевые действия не ведутся. Орудийные башни заедает, моторы грузовиков замерзают.
Макс покраснел до корней волос.
– Мне удивительно слышать на нашей базе такие непатриотические речи.
– Будь у тебя между ушами что-нибудь кроме аэродинамической трубы…
Я не стала им мешать и пошла в казарму. Я лежала на кровати и читала «Двадцать тысяч лье под водой». Библиотека на базе была небогатой: Жюль Берн, приключенческие романы Карла Мая (по слухам,
