захихикал Гэри, потом Сэм, потом Шерри и обе девицы. Они стояли у стойки и смеялись.
– Я должен всем вам поставить, – сказал я.
– Эй, бармен! – заорал Ромео. – Пять алкозельцеров!
Гэри шлепнул Сэма по спине:
– Наш приятель славно раздухарился.
– Талант виден с детства, – сказал Ромео. – Когда фильм выйдет на экраны, самые классные, самые модные бабы в этом городе будут хвастаться: прошлым вечером я ужинала с Ромалоццо.
– Да, – сказал Сэм, – и этот чернорожий итальяшка слопал всю пиццу.
– Бутерброды с икрой. Эй, Фрэнки, – зарычал Ромео на бармена, – принеси-ка нам бутербродов с икрой к этому алкозельцеру.
Шерри вновь засмеялась. У нее был необычно громкий смех. Он был бы безупречен и весел, и не вызывал бы никаких подозрений, если бы в нем не было намека на ржанье, чего-то от свойственной южным городкам подначки. Я осознал, какое напряжение охватило меня, – страстное желание, чтобы она была безупречна.
– Ромео, – сказала Шерри, – ты самый замечательный мужик из всех, кого я видела сегодня.
– Разве я? А разве не мой новый дружок? Вот этот мой новый дружок? – Он указал на меня своими невыразительными глазами. – Сэм, разве это не мой новый дружок?
Сэм равнодушно посмотрел на меня.
– Ладно, Ромео, во всяком случае, это не мой дружок, – сказал он после небольшой паузы.
– А может, он твой дружок, а, Гэри?
– Никогда ранее не встречал этого джентльмена, – сказал Гэри.
– Голубушка, – обратился Ромео к одной из девиц, – может, он твой?
– Нет, – ответила та, – но он парень, что надо.
– Тогда, подружка, он наверняка твой, – обратился Ромео к другой девице.
– Нет, если только мы не встречались с ним в Лас-Вегасе пять лет назад. Мне кажется, – заторопилась «подружка», пытаясь прийти мне на помощь, – что мы встречались в тропическом баре лет так пять или шесть назад, еще мне не хватало их считать, ха-ха!
– Заткнись! – сказал Гэри.
Мулат с круглым лицом китайского мандарина и с козлиной бородкой пристально смотрел на меня из-за своего столика. Он походил на одного из тех стервятников в джунглях, которые сидят на ветках и ждут, пока лев и львята не вырвут кровавое мясо и потроха у раненой зебры.
– Выходит, – сказал Ромео, – ничей он не дружок.
– Он твой, – сказал Сэм.
– Да, – подтвердил Ромео, – он мой. – И, обратясь ко мне, сказал:
– А ты что на это скажешь, дружок?
– Вы еще не спросили у леди, – ответил я.
– Ты имеешь в виду леди, которая развлекала нас? Которая для нас пела?
Я промолчал.
– Раз уж ты мой дружок, – сказал Ромео, – то я введу тебя в курс дела. Эта леди сегодня со мной.
– Это для меня сюрприз, – сказал я.
– Но это факт.
– Самый настоящий сюрприз.
– Приятель, ты уже спел свою песенку, – сказал Ромео. – А теперь вали отсюда.
– А не могли бы вы выразить свое пожелание в более приемлемой форме?
– Ладно, сматывай удочки.
Я чуть было не ушел. Мало что удерживало меня. Но что-то все же удерживало. Некое мерцание в глазах у Шерри, ярких и гордых. Оно подогрело мой гнев и решимость вернуть Ромео его взгляд. Потому что она использовала меня – и сейчас я это осознал. Во мне проснулась леденящая душу ненависть ко всем женщинам, которые пытались меня использовать. Это, разумеется, было следствием моего нездоровья – мало ли мне довелось за ночь встречаться с представительницами этого пола, – но все же я ответил:
– Я уйду, когда меня об этом попросит леди, но никак не раньше.
– Перед смертью не надышишься, – сказал Гэри.
Я не спускал взора с Ромео. Наши взгляды заклинились друг на друге.
Сейчас тебе будет больно, – говорили его глаза. Я сумею постоять за себя, – отвечали мои. На его лице появилось выражение некоторого сомнения. Ставки были ему не ясны. В глазах у него не было никакой мысли, только голая угроза. Вероятно, он решил, что у меня в кармане пистолет.
– Ты пригласила этого парня? – спросил Ромео.
– Разумеется, пригласила, – сказала Шерри. – И ты организовал ему сердечный прием.