«Я хочу обнимать тебя. Я хочу, чтобы ты взял в рот мои груди. Я хочу, чтобы ты раздвинул мне ноги. Хочу, чтобы ты вошел в меня…»

Сука! Сидя один в своем кабинете, все еще голый, Хэммонд костерил Пандору. Потаскуха! Сколько же времени она с ним знакома? Письма написаны давно. Значит, она встречалась с ним уже несколько месяцев, возможно, даже лет. Впервые с того момента, как вернулся домой, Хэммонд почувствовал сексуальное возбуждение. Он погладил себя внизу листочками, которые Пандора много лет назад написала Люку, и почувствовал напряжение в яичках. Он представил себе, как Пандора исполняет стриптиз в их спальне. Шлюха! – Я не хочу возвращаться домой. Никогда. Именно в этом, подумала Пандора, и заключается самое страшное преступление Хэммонда. Его слова «Подойди и поцелуй своего папочку» все время звенели в ее ушах. Ничего ужаснее она не могла себе и представить.

По дороге домой Пандора пыталась что-то придумать, составить план действий. Противостоять ему. Вызвать врача. Вызвать полицию. Поговорить с кем-нибудь из друзей. С Беверли? Рози? Со своим покойным отцом? Теперь она сама уже начинала сходить с ума. Она почувствовала тошноту. Чем ближе подъезжала она к дому, тем сильнее становился привкус страха у нее в горле. Когда она приехала, никакого плана действий у нее не было.

В доме горел свет, а она думала, что будет полный мрак. Тишина, а она думала, что будет играть громкая музыка. Это было похоже на ее приступы глухоты. Ее уши ничего не слышали, лишь треск цикад свидетельствовал о том, что она слышит. Ладони и подмышки у нее вспотели от страха, и это свидетельствовало о том, что она в состоянии чувствовать. Она опять открыла дверь навстречу ожидающему ее кошмару.

В гостиной работал телевизор. Хэммонд сидел в кресле. На нем были джинсы, белая рубашка и мокасины. Он был выбрит, причесан, в руке держал стакан молока. На столике, на тарелке лежал бутерброд с тунцом. Он улыбнулся и кивнул Пандоре.

– Проходи, садись, дорогая, – приветливо сказал он. – Я приготовил бутерброд. Сядь, поешь. – Он засмеялся какой-то смешной реплике в комедии, которая шла по телевизору. – Забавно.

Пандора не знала, как реагировать на это. Прошел ли приступ его безумия или же этот привычный домашний образ лишь его новое проявление?

– Как ты себя чувствуешь? – спросила она растерянно.

– Отлично. Принял ванну, немного поспал. Чувствую себя великолепно.

– Хорошо. А то я действительно… очень тревожилась.

– Полагаю, у меня была небольшая депрессия.

– Ты не хочешь… поговорить об этом?

– Честно говоря, нет. Завтра, может быть.

– Хорошо. Я ужасно устала.

– Я думаю. Почему бы тебе не лечь пораньше? Ты, правда, не хочешь бутерброд?

– Нет, пойду приму ванну и лягу спать.

– Я тоже скоро лягу. Я хотел окунуться перед сном в бассейне, но на улице прохладно. До встречи.

Хэммонд послал ей воздушный поцелуй, и словно ледяные пальцы коснулись ее лица. Она пошла наверх. Ее всю трясло.

Пандора мечтала о том, как залезет в ванну. Она с некоторой опаской сняла одежду. Пустила воду и вдруг представила себе, как она бьется, а он держит ее под водой, пока она не теряет сознание. Прошло полчаса, но Хэммонд в спальню не пришел. Она быстро вытерлась, все время прислушиваясь к шагам на лестнице, выглядывая через полуоткрытую дверь, представляя, как он стоит там со своим пульсирующим ярко-красным пенисом. Она еще не просохла как следует, но решила позвонить Полетт. Была половина одиннадцатого. Пандора надеялась, что не перебудит всех в доме.

– Папе немного лучше… он смотрит телевизор… кажется вполне нормальным… – Что еще могла она сказать?

– Ма, ты уверена?

– Да.

– Ты мне правду говоришь?

– Да, родная. Сейчас я ложусь спать, а завтра утром позвоню тебе.

Пандора знала, что Полетт не вполне успокоилась, и почувствовала себя виноватой: не надо ей было уезжать. Ну а вдруг Алек действительно пришел в себя? Вполне возможно. Два дня безумия. Может быть, он избавился от этого, что бы там с ним ни случилось? Может ли она поверить в лучшее?

Пандора свернулась калачиком в кровати. Лампу гасить не стала: она боялась спать в темноте. Как ребенок, боящийся темноты, она спасалась этим неярким светом. Казалось, прошло несколько часов, прежде чем она заснула. Последнее, о чем она подумала, – это открытая дверь спальни, которую ей так хотелось закрыть. И запереть на ключ. Но страх перед топором, разбивающим дверь в щепки, был сильнее, чем страх перед неумолимостью судьбы. И она оставила дверь открытой.