– Это Стравинский? – спросила Полетт. Она знала, что «Весна священная» – одно из любимых произведений отца. Она часто слышала ее, когда отец работал в своем кабинете. Теперь Полетт видела испуг на лице матери, вызванный этими звуками. Пандора отперла входную дверь, и ее оглушили звуки «Весны священной», включенной на полную громкость. Она инстинктивно схватила Полетт за руку и быстро захлопнула за собой дверь. Хэммонда нигде не было видно. Ей казалось, что он должен быть на кухне, хотя музыка ревела в его кабинете наверху. Пандоре показалось, что полоса несчастий, начавшаяся с исчезновением Хэммонда, стала сценами некоего музыкального произведения, в котором она входила в одну комнату за другой в своем доме, чувствуя нарастающий страх перед тем, что может обнаружить. Была ли эта сцена кульминацией?
Хэммонда на кухне не было. Полетт отказалась от коки и молока, которые предложила ей Пандора. Она хотела только видеть отца. Она пыталась представить его себе. Пандоре музыка безумно действовала на нервы. Она желала только одного – чтобы это прекратилось, чтобы дом покинула веселящаяся пьяная компания. Полетт тоже это почувствовала. Пустая кухня, в которой звучала эта музыка, производила жуткое впечатление. А Полетт еще ничего не знала о психическом состоянии отца.
– Пойду поищу папу, – сказала Пандора. – Наверное, он в кабинете.
Она хотела, чтобы Полетт посидела на кухне, пока она попытается поговорить с Хэммондом, убедить его, чтобы он не пугал девочку. Но Полетт не хотела оставаться одна. Она не отходила от матери, прижимаясь к ней, словно испуганный щенок.
Они вернулись в холл, взглянули наверх и увидели Хэммонда, спускавшегося по лестнице. Полетт ахнула. Ей хотелось отвернуться, но она не смогла. Ей хотелось закричать, но они не закричала. Пандора не секунду закрыла глаза, ее всю передернуло.
– Алек!
Хэммонд был абсолютно голым. С него стекала вода, как будто он только что вышел из душа. Темные волосы облепили бледное лицо, а пенис был выкрашен в красный цвет. Хотя эрекции не было, он немного приподнимался. Он сказал спокойно, как показалось, вполне здраво:
– Полетт, подойди и поцелуй своего папочку.
Полетт громко закричала и вырвалась из рук Пандоры, подбежала к входной двери, толкнулась в нее, затем с трудом отворила и выскочила на улицу. Пандора слышала ее крики, полные ужаса и смятения.
Хэммонд стал спускаться к Пандоре.
– Алек, как ты мог? Зачем ты это делаешь? – Пандора чувствовала дурноту и слабость. – Ты омерзителен! – Она не хотела этого говорить, нельзя так говорить человеку, который явно не в своем уме, своему мужу, которого она любит. Он приблизился к ней. Казалось, его ярко-красный пенис начинает возбуждаться. Музыка стала просто оглушительной. В ней слышался звон скрещивающихся шпаг, стоны пронзаемой сталью плоти.
– Убирайся прочь от меня! – закричала Пандора, чувствуя, что теряет самообладание. Она выбежала из дома, захлопнув за собой дверь. Спустя несколько секунд Хэммонд сел на ступени.
Пандора отвезла Полетт к Уингам. Не переставая рыдать, Полетт спрашивала мать:
– Что случилось? Что с нашим папой?
– Не знаю, дорогая. Я не знаю.
Ей казалось, что Полетт во всем обвиняет ее.
– Но почему он это сделал? Он был ужасен!
– Он болен. Я не знаю, что с ним.
– Тебе нельзя туда возвращаться. – Полетт пыталась справиться с охватившим ее ужасом. Ей хотелось вычеркнуть из памяти отца в таком виде. – Останься со мной, – попросила она.
Ничего, это еще не конец! Теперь Хэммонд вернулся и готов действовать, теперь-то уж он завершит свое дело. Убьет их обоих! Он взглянул на свой эскизный ящик. Они хотели промыть ему мозги. Да, пытались это сделать, придурки. Но у них ничего не вышло. Их лекарство не подействовало. Это он здорово придумал – выйти к ним голым. Теперь Дора, его обожаемая жена, думает, что он сошел с ума. Глупая стерва, она поверила в это! Хэммонд улыбнулся. Теперь ему остается только… только… только… Как же звали ту девушку? Которую Уайлдмен убил в Аризоне? Ведь было же у нее имя! О черт! Может быть, Полетт. Нет. Ничего, сейчас он вспомнит, конечно, вспомнит. Голова у него совершенно ясная.
10
Пандора пробыла с Полетт в доме Уингов три часа. Они сидели в гостиной. Дэвид с матерью оставили их вдвоем. Пандора утешала дочь, хотя и понимала, что случившееся – только начало страшного периода в их жизни. Она была в смятении, но ей придется действовать спокойно и логично. Однако желание отомстить все еще жило в ней. Дверь, ведущая в потаенный уголок ее души, где хранились злоба и жестокость, была изрублена топором в щепки. Красный торчащий пенис Хэммонда был как окровавленный нож, липкий после совершенного убийства, смертоносное мужское оружие.
– Я боюсь, ма, – прошептала Полетт на ухо Пандоре, когда они прощались около машины. Это должно было означать: «Я боюсь за тебя, мама». – Пандора это поняла.
– Ничего не бойся, дорогая. Я позвоню тебе попозже.
– Я немного побуду с тобой, но мне необходимо вернуться. Надо же что-то делать. Я не могу оставлять его такого.
– Но зачем он это сделал? – Полетт знала, что никогда не забудет ни этот ярко-красный пенис, ни мокрые волосы, ни блестящее бледное лицо. Она знала, что будет видеть все это в ночных кошмарах. Пандора чувствовала, что за ужасом и сумасшествием этой дикой сцены что-то стоит. Но кроме жалости, которую она испытывала к Хэммонду, было еще и отвращение, переходящее в ярость. Хотя это было бессмысленно, Пандоре хотелось вернуться и сорвать на нем эту ярость. Ей не хотелось даже знать, почему он это сделал. Зараженная его безумием, она жаждала отомстить ему.
Музыка прекратилась. Хэммонд развернул написанные от руки листочки и прочел их еще раз. Он уже забыл, сколько раз читал их. Шок, который он пережил, прочитав их впервые, еще не прошел.
