– Я тоже, всем сердцем.
– Что бы ни случилось, я буду любить тебя.
– Скорей возвращайся, – ответила я.
Я лежала в постели. И рассматривала себя. Типично женская точка обзора: вниз через груди до волос на лобке. Я резко ударила себя между ног.
Вот тебе! Никогда не повторяй этого! Мастурбируй, сколько твоей душе угодно. Купи вибратор и шуруй, пока не ошалеешь! Но, ради Христа, никогда больше не повторяй того, что ты сделала. Обещаешь?
«Обещаю», – сказала Пан Доре.
Подмышка перестала кровоточить. Там была всего небольшая царапина. Тогда я задалась вопросом, а не сделала ли я это нарочно? Чтобы причинить себе боль? Наказать Пандору за то, что она сделала.
Обычно я прекрасно сплю, но последующие две ночи не сомкнула глаз. Я читала, не отрываясь, «Темного Ангела», но мне эта книга не нравилась. Слишком уж она была мне близка: женщина ковырялась в своем прошлом. Я поставила «Темного Ангела» на полку рядом с «Голливудом».
У Полетт, как у всех подростков, была привычка: она обожала примерять на себя мою одежду. Я увидела ее перед зеркалом в моем красном платье. Мне следовало выбросить его, но я не сделала этого, потому что оно мне нравилось. Может, сделаю это теперь…
– Оно тебе слишком велико, – сказала я ей.
– Когда-нибудь будет впору, – ответила дочь.
– Я купила его недавно.
– Оно великолепное. Сексуальное.
В этот вечер Полетт мне была нужна гораздо больше, чем я ей. Мы весьма дружны, моя дочь и я. Она ближе мне, чем если бы на ее месте был сын. И она мне дороже любого мужчины. Кроме Алека, конечно. Лучше и дороже их у меня никого нет. Мне чертовски повезло.
Через три дня я снова была на стоянке отеля «Бель Эр». Я договорилась встретиться с Беверли на нашем обычном месте, чтобы позавтракать. Пока мы договаривались о встрече, я чего-то боялась. Но чего? Его там не будет. И если даже будет, ничего такого не случится. Никогда!
Конечно, его там не было. Он останавливался в отеле и сейчас выехал оттуда. Но все время, разговаривая с Беверли, я посматривала на его столик. Я в некотором роде даже гордилась своей храбростью, что смогла снова прийти в этот ресторан. Я почти не слушала, что говорила мне Беверли. Мне везде чудился его запах. «Прекрати! Прекрати это, Пандора!» Беверли обнаружила, что ее голливудский муж Джимбо изменяет ей в Санта-Барбаре с ее кузиной. Ей нужны были участие и совет.
– Такие вещи случаются довольно часто, – заметила я.
– Со мной такого не случалось, – ответила Беверли. – А как бы ты поступила на моем месте?
– Сделала бы вид, что ничего не знаю.
– Если бы Хэммонд изменил тебе, ты бы не стала обращать на это внимания?
– Я предпочла бы ничего не знать.
– Я тоже, но сейчас я все знаю. И что мне делать?
Мне хотелось сказать: «Пойди и заведи себе любовника, постарайся отомстить ему». Но это было глупо, и я это знала. Не могу сказать, почему я даже подумала об этом. О чем это я подумала? О мести?
– Выжди некоторое время. Обычно такие вещи кончаются сами собой.
– Интересно, что бы ты сказала, если бы это был Хэммонд?
– Мне кажется, что ничего нельзя сказать, пока это не случится.
Интересно, что все друзья и сослуживцы Алека называли его Хэммонд. Я звала его Алек. Так было всегда. Впервые я подумала, что в этом случае он похож на меня. У нас обоих было по два имени. Почему это не пришло мне в голову раньше? Может быть, в нем тоже жили два человека? Нет, Алек был постоянен, последователен до безобразия! Кроме тех случаев, когда напивался.
В течение последующих дней я старалась забыть лицо мужчины из бунгало. Мужчины, имени которого я не знала. Теперь я помнила только его тело. Но даже и оно стало стираться в памяти. Оставался только шрам, его я не могла забыть. Но лучше всего я помнила, какие испытывала ощущения: электрический разряд, таинственная тишина, паника чувственной свободы. Да, паника. Я не могла думать об этом слове, не вспоминая, что отец рассказал мне о его происхождении. Это одна из тех историй, которые он рассказывал мне на сон грядущий. Это также повествование, расширяющее кругозор. Пан был сыном Гермеса и греческой богини пастухов и пастушек. Он обожал музыку и изобрел флейту. Он жил в лесу и любил подкрадываться к путешественникам. Он внезапно появлялся перед ними и жутко пугал их. Люди были просто парализованы ужасом и от страха теряли дар речи. И отец сказал мне, что отсюда и пошло слово паника. Оно произошло от имени Пан. Паника – состояние молчаливого ужаса. Молчание и ужас. Пан, конечно, все знал об этих двух вещах.
С трудом я вернулась в покойное состояние, присущее Доре. Скоро домой приедет Алек, и все войдет в нормальное русло. Вспоминая его телефонный звонок, я была поражена тем, что он сказал мне, это врезалось мне в память. После той выходки, когда он хрипло дышал в трубку, после того, как я выдала себя, решив, что это мужчина из «Бель Эр», те слова прозвучали почти в самом конце нашего разговора. Алек сказал: «Что бы ни случилось, я буду любить тебя». А я ему ответила: «Скорее возвращайся».
Что он имел в виду, сказав: «Что бы ни случилось»? Что могло случиться? Может, он говорил о том, что произошло со мной? Нет, он наверняка ничего об этом не знал. Это просто невозможно! Тогда что же он хотел сказать этим своим «что бы ни случилось»? Я чувствовала себя виноватой, и мне никогда бы не пришло в голову, что Алек мог говорить о себе, имея в виду то, что натворил он сам.
Часть вторая
1