запечатлели в минуты счастья. Дни рождения, призы, награды, родительская любовь, дружба. Сержант Геррит Сниман ни на миг не задумался о символическом значении фотоальбома. Ему и в голову не пришло, что для будущих поколений все мы оставляем только радостные мгновения жизни, а горе, боль, травмы и неудачи уносим с собой в могилу.
Кроме того, молодой полицейский знал, как закончилась жизнь Дрю Уилсона, такого радостного и счастливого героя снимков. Ему стало не по себе. Неожиданно он увидел знакомое лицо и невольно присвистнул. Потом вскочил на ноги и поспешил в соседнюю комнату, где Матт Яуберт осматривал содержимое комода.
— Капитан, по-моему, я кое-что нашел, — скромно произнес Сниман. Однако лицо выдавало его потрясение и волнение.
Яуберт посмотрел на снимки.
— Да ведь это же… — Он постучал пальцем по фотографии.
— Вот именно! — с жаром воскликнул Сниман.
— Черт! — сказал Яуберт.
Сниман кивнул, разделяя его чувства.
— Молодец, — похвалил его Яуберт, стукнув молодого констебля кулаком в плечо.
Увидев, как сияют глаза капитана, Сниман заулыбался, потому что для него это была лучшая награда.
— Придется действовать осторожно, — задумчиво проговорил Яуберт. — Но первым делом надо его найти.
Матт Яуберт знал по опыту: ложь трудно обнаружить сразу. Некоторые подозреваемые с первой минуты словно излучали чувство вины, другим удавалось без труда изображать неведение.
Он внимательно посмотрел на сидящего напротив человека в пестром дорогом спортивном костюме с V-образным вырезом и дорогих кроссовках. Рослый, широкоплечий атлет. Красивое мужественное лицо — квадратный подбородок, черные волосы, завитки на затылке. В вырезе свитера видна густая поросль на груди. Тускло поблескивает золотой крест на тонкой цепочке. На лице серьезное выражение, между густыми черными бровями морщина. Всем своим видом допрашиваемый выражает готовность пойти навстречу, помочь следствию. Яуберту неоднократно приходилось видеть такое выражение на лицах тех, с кем он беседовал. Подобное выражение может означать все, что угодно. Сниман не стал раскрывать подозреваемому всех обстоятельств дела; он вежливо попросил его поехать с ним и «помочь полиции в расследовании важного преступления». Кто знает, какие мысли прячутся за этим красиво насупленным лбом?
Рядом с атлетом сидел Сниман; он заслужил свое место хорошей работой. Барт де Вит расположился где-то за спиной подозреваемого, прислонившись к стене. Он сам попросил разрешения понаблюдать за ходом допроса.
Яуберт нажал кнопку диктофона.
— Мистер Зели, вы в курсе того, что наша беседа записывается?
— Да. — Верхняя губа дернулась в подобии улыбки.
— У вас есть какие-либо возражения?
— Нет. — Голос низкий, мужественный.
— Пожалуйста, назовите для протокола свое полное имя.
— Харлес Теодор Зели.
— Ваша профессия?
— Я профессиональный крикетист.
— Вы играете в основном составе сборной Западной Капской провинции?
— Да.
— Должно быть, как игрок сборной, вы хорошо знали мистера Джеймса Уоллеса?
— Да.
Яуберт не сводил взгляда с Зели. Иногда признаком лжи служат именно подчеркнутая бесхитростность, наигранная беззаботность. Но Зели держался не беззаботно, а наоборот — морщина на лбу проступила резче. Всем своим видом он выражал готовность помочь.
— Какие отношения связывали вас с мистером Уоллесом? Вы дружили?
— Я бы не назвал наши… отношения дружбой. Мы были знакомы. Виделись время от времени, обычно на сборищах после матча. Беседовали. Он мне нравился. Он был… ярким человеком. Но близкими друзьями мы не были. Знакомыми — да.
— Вы совершенно уверены?
— Да.
— Вы никогда не обсуждали с мистером Уоллесом свою личную жизнь?
— М-м-м… нет.
— У вас не было причин не любить мистера Уоллеса?
— Нет. Он мне нравился. — Лицо у Зели по-прежнему оставалось серьезным; лоб насуплен.
— Он никогда вас не обижал?
— Нет… по крайней мере, я ничего подобного не помню.
Яуберт слегка подался вперед и посмотрел сидящему напротив человеку прямо в глаза.
— Знакомы ли вы… или были ли знакомы в прошлом… с Дрю Джозефом Уилсоном, который проживал в Бостоне, на Кларенс-стрит, в доме шестьдесят четыре?
Лицо Зели моментально исказилось — челюсть отвисла, глаза прищурились. Левая рука, лежащая на подлокотнике, задрожала.
— Да, — проговорил он едва слышно.
— Будьте добры, говорите громче, иначе вас не будет слышно в записи. — В голосе Матта Яуберта слышалось великодушие победителя. — Пожалуйста, расскажите, какие отношения связывали вас с мистером Уилсоном?
Голос Зели дрожал, как и его рука.
— Простите, но я не понимаю, какое это имеет отношение к делу, — жалким голосом произнес знаменитый крикетист.
— К какому делу, мистер Зели?
— К смерти Джимми Уоллеса.
— А, значит, вы решили, что помогаете нам в расследовании убийства Уоллеса?
Зели недоуменно поморщился:
— Я готов вам помочь, но…
— Что «но», мистер Зели?
— Дрю Уилсон тут совершенно ни при чем.
— Почему?
— Потому что он не имеет к делу никакого отношения. — Зели начал потихоньку оправляться от потрясения.
Яуберт снова подался вперед:
— Нет, мистер Зели, имеет. Вчера, около десяти вечера, Дрю Джозефа Уилсона убили. Убийца выстрелил в него из пистолета два раза. Один выстрел в голову, другой — в сердце.
Зели так вцепился в подлокотники кресла, что костяшки пальцев у него побелели.
— Джеймс Дж. Уоллес погиб при таких же обстоятельствах. И, как мы подозреваем, его убили из того же оружия.
Зели побелел как бумага; он смотрел на Яуберта так, словно тот вдруг сделался прозрачным. Молчание затягивалось.
— Мистер Зели!
— Я…
— Что?
— Мне нужен адвокат.
