неослабевающим пылом смакует ваши похождения.

— А вы, конечно, по вечерам самозабвенно читаете это, сидя в девственной, белой ночной рубашке, прежде чем зарыться в холодные простыни девичьей постели.

Его язвительное замечание попало в цель, и это было неприятно. Ни к чему Уэскотту знать, сколько раз воспоминания о нем согревали ее холодную постель, перетекая в сны о нем.

Катриона вздернула подбородок.

— Вы так уверены, что я сплю одна?

— Еще бы, у вас на лице написано, как страстно вы мечтаете о хорошем… — Несколько мгновений Саймон выдерживал немигающий взгляд собеседницы, затем тихо добавил: — муже.

Катриона поднялась и сделала несколько шагов по камере, стараясь не встречаться взглядом с Уэскоттом.

— До меня доходили и другие слухи про вас после вашего возвращения. Об этом не печатали в бульварных газетах, но охотно сплетничали в гостиных и на прогулочных аллеях. Говорили, будто вы строили планы использовать опыт, полученный на флоте, для оказания особых услуг. Услуг для тех, кто нуждается в охране, перевозках, возвращении пропавшего имущества.

Катриона остановилась перед одной из гипсовых статуй и задумчиво провела пальцем по ямочке на щеке нимфы.

— Разумеется, не бесплатных услуг.

— Знаете ли, чтобы прожигать жизнь, требуются немалые деньги.

За спиной Катрионы скрипнул диван. Саймон присел.

— Так вот почему вы здесь сегодня, мисс Кинкейд. Вы хотите предложить мне работу?

— Вовсе нет, мистер Уэскотт, — холодно откликнулась девушка, поворачиваясь к нему лицом. — Я здесь сегодня потому, что хочу стать вашей женой.

В своей жизни, Саймону доводилось неоднократно выслушивать необычные предложения. Многие из них были настолько непристойными, что в смешанной компании о них даже шепотом рассказывать не стоило. Но ничего более шокирующего, чем предложенная перспектива жизни в браке, он до этого не слышал.

Поначалу Уэскотт даже не знал, что ответить, и просто молча смотрел на гостью, не в силах пошевелить языком. Мелькнула мысль, уж не глупа ли эта девушка в той же степени, как она прелестна. Приходилось признать, что признаки будущей красоты, которые он тогда, пять лет назад, заметил во время их разговора в конюшне, превзошли все его ожидания.

Катриона отличалась той природной красотой, когда нет надобности, прибегать к косметике или иным женским уловкам. Ей не нужно было сажать мушку налицо, чтобы привлечь внимание к пухлой нижней губке, к которой так и хотелось прильнуть поцелуем. Без всяких румян любой оценил бы естественную свежесть ее розовых щек. Вероятно, кому-то ее носик показался бы чуть острее, чем нужно. Саймон подумал также, что иные ценители женских прелестей могли бы отметить излишне выступающие черты подбородка. Но всех таких воображаемых критиков он тут же мысленно обозвал глупцами. Лично для него даже эти легкие недостатки казались столь же очаровательными, как и сильные стороны ее внешнего обаяния. Особенно ему нравились белокуро-рыжие волосы девушки и милые веснушки на ее нежной белой коже. Попытку вывести их втиранием пахты или лосьона Гоулэнда он посчитал бы страшнейшим преступлением.

Недавние подшучивания Уэскотта скрывали правду. Он на самом деле совсем забыл про кузину Элис. Черт возьми, он сейчас не помнил даже лица похотливой молодой графини, дочери судьи, которая затащила его в свою постель. В ту ночь слуги ее папаши застали их врасплох, выволокли его из дома и доставили в тюремную камеру. А вот девчонку, что стоит теперь перед ним, он помнит. Саймон даже помнил, каким было выражение ее глаз, когда он опрометчиво погладил ее по щеке, заставляя встретиться с ним взглядом.

Уэскотту нравилось, какими глазами смотрели на него женщины. За долгие годы всех их было не счесть.

Но во взгляде дымчато-серых глаз Катрионы он казался незнакомцем для самого себя. Мужчиной, по- настоящему достойным ее восхищения. Человеком, который еще мог стать гордостью для своей страны и своего отца. На этот раз Саймону не потребовался бокал. Он просто поднес бутылку вина к губам и сделал большой глоток, отозвавшийся внутри знакомым согревающим жжением.

— По-моему, ваш кучер не там повернул, мисс Кинкейд. Это Ньюгейтская тюрьма, а не сумасшедший дом.

— Не хуже вашего представляю, насколько безумным звучит мое предложение.

Катриона протянула руку, поправляя выбившийся из прически локон. Это движение снова напомнило Уэскотту о той неуклюжей девчонке. Зато проведенные в Англии годы окончательно лишили ее голос прежней шотландской певучести. Саймон неожиданно для себя даже пожалел об этой милой утраченной особенности.

— В моем предложении вам следует видеть лишь деловую сторону. Впрочем, большинство заключаемых браков этим и отличаются, не так ли?

— Разумеется, мисс Кинкейд, — с нарочитой медлительностью отозвался он, — у меня и в мыслях не было, что в вашей очаровательной груди может биться романтическое сердце.

Из очаровательной груди вырвался вздох огорчения.

— Если угодно, можете смеяться надо мной. Тем не менее, я говорю совершенно серьезно. Бывает же такое, что обедневшая герцогиня выходит за состоятельного купца ради спасения фамильного достояния. Или двое молодых людей, которые выросли в соседних поместьях, соглашаются на помолвку исключительно, на благо своих семей и для соединения земель. Сердечные дела слишком часто приносятся в жертву деловым интересам, порой даже ради весьма сомнительных целей.

— Почему бы вам, не поделиться со мной, что за благородные цели могут вынудить такую женщину, как вы, пойти на штурм тюремной цитадели в поисках подходящего мужа?

Катриона шагнула ближе к дивану и заявила с подкупающе откровенным видом:

— Мне нужно, чтобы вы отвезли меня к моему брату в Северное нагорье.

С минуту Саймон пытался вникнуть в смысл услышанного.

— Но это же обычное дело. С какой стати ради него я должен сменить одни кандалы на другие?

— С такой, что у меня нет денег, просто нанять вас для этой работы. Однако за мной дают очень солидное приданое.

Катриона опустила глаза, отчего на лице появилась тень густых ресниц.

— Совсем недавно дядя увеличил приданое вдвое, так как очень хочет избавиться от меня.

— Когда же он это сделал? До того, как узнал о вашем намерении подыскивать мужа в Ньюгейтской тюрьме?

Катриона бросила на Саймона полный упрека взгляд:

— Он и не подозревает, что я здесь. Об этом не знает никто.

Саймон выдержал ее взгляд. Лицо Катрионы еще сильнее покраснело, когда она осознала, насколько опасным было ее признание. Допустив, чтобы тюремный надзиратель закрыл ее в камере наедине с Уэскоттом, она поставила на карту не только свою репутацию, но и честь. Судя по тому, что было известно Катрионе об этом человеке, он вполне доказал, что относится к породе самых отъявленных мерзавцев, и ему ничего не стоило подмять ее под себя на диване, одной рукой задирая юбки, а другой мгновенно закрывая рот и не давая шанса призвать на помощь. Хотя в этой Богом забытой дыре, даже услышав ее крик, никто не стал бы бросаться на выручку. Обитатели общей камеры еще бы и принялись подбадривать насильника, требуя очереди на удовольствие.

С явным усилием, отведя глаза, Катриона вновь принялась вышагивать по камере. Взгляд Саймона скользнул по соблазнительным изгибам женских бедер под алой шерстью редингота.

— Я намерена поделить приданое с вами поровну, — деловито продолжила Катриона с такой интонацией, как будто Уэскотт уже совершил глупость, согласившись принять ее предложение. — Вы