– Нация столкнулась с одним из самых серьезных кризисов нашего времени – борьбой экстремистских группировок с остальным населением. Мы сражаемся за великие цели! Правительство не отступит! Нация готова к тому, чтобы принять вызов! Демократия восторжествует![571]

Как это ни странно, но сначала политическое чутье подвело Маргарет: она неправильно расставила акценты в ирландском вопросе.

– Сейчас мы сражаемся в крупной международной войне против терроризма в Северной Ирландии, и нам нужно как можно больше войск, – утверждала Тэтчер в 1976 году.[572] Для нее это было всего лишь военное столкновение и не более того.

Только с годами она поймет, что ситуация выходит далеко за пределы обычной заботы «о наших парнях», гибнущих в Ольстере, и самой североирландской земле. Вопрос требовал не только, а возможно, и не столько военного, сколько политического решения.

В 1980 году конфликт вступил в новую фазу. Члены ИРА, заключенные в белфастской тюрьме «Мейз», начали голодовку. Они потребовали объявить их политическими преступниками, что повлекло бы за собой изменение условий содержания и придало бы их заключению определенный вес.

Подобный инцидент уже имел место в прошлом: тогда, в 1973 году, с подачи Уилли Уайтлоу, первого министра по делам Северной Ирландии, заключенным был предоставлен статус политических преступников с правом ношения гражданской одежды и рядом социальных благ, недоступных для обычных уголовников. Однако в 1976 году лейбористы отменили данные нововведения.

Четыре года спустя заключенные решили вновь нажать на правительство. В октябре 1980 года семеро из них объявили, что будут «голодать до смерти», пока власти не удовлетворят их требования. Спустя некоторое время к ним присоединились еще тридцать человек. Они надеялись, что сопротивление Тэтчер будет недолгим. Если уж им удалось сломать Хита, вряд ли они уступят женщине. Но, как и Скаргилл, и президент Гальтьери, да и сам Хит, они недооценили «железную леди».

Отношение Тэтчер было однозначным: если заключенные хотят голодать, доводя тем самым свой организм до истощения, – это их личное дело. Никаких уступок им от нее не дождаться.

– В этом мире не существует никаких политических оправданий для убийства или любого другого преступления, – заявила она 20 ноября 1980 года во время своего выступления в палате общин.[573]

Эту же мысль Маргарет повторила через несколько дней:

– Забудьте о таком понятии, как политическое убийство. Его просто нет. [574]

Первая голодовка была прекращена спустя пятьдесят три дня, в декабре 1980 года, когда один из участников оказался при смерти и потребовалось срочное вмешательство врачей. Тогда обе стороны восприняли это как моральную победу. Одни считали, что заставили правительство обратить на себя внимание; другие гордились тем, что так и не пошли на поводу у шантажистов. Все должно было решить новое столкновение.

В марте 1981 года один из самых известных членов ИРА, 27-летний Бобби Сэндс, приговоренный к четырнадцати годам строгого режима, организовал вторую волну голодовок. На этот раз дело обстояло намного серьезнее. Голодающие требовали частичного контроля над тюрьмой. Они пользовались симпатией обычных граждан. И что совсем уже фантастично, заключенный Боб Сэндс был избран в палату общин! Произошло это после скоропостижной кончины независимого депутата Фрэнка Макгвайера, на место которого выдвинули кандидатуру Сэндса. 9 апреля он одержал победу, набрав на 1400 голосов больше, чем его оппонент, прежний глава юнионистов Гарри Уэст. Но политическая карьера Сэндса продлилась недолго: 5 мая после шестидесяти шести дней голодовки он скончался.

– Мистер Сэндс – убежденный преступник! – заявила Тэтчер в палате общин, получив известие о его смерти. – Он сам лишил себя жизни. Это был именно тот выбор, который ИРА отказались предоставить большинству своих жертв![575]

Вскоре после Сэндса скончались еще двое голодающих, но и эти смерти не смогли поколебать решимость Маргарет.

– Готовы ли вы увидеть бесконечную череду смертей голодающих? – спрашивали ее журналисты.

– Это касается лишь тех, кто объявляет голодовку, и тех, кто заставляет их пойти на это. Я не собираюсь требовать от них продолжать начатое, я не собираюсь требовать от них умирать. Это они, ИРА, кто посылает своих людей на смерть, я же здесь ни при чем.[576]

Летом 1981 года последовало еще семь смертей. Но Маргарет не отступала. Пожалуй, в тот момент британцы точно осознали, какого лидера они выбрали. Поняли это и за пределами Туманного Альбиона. Когда еще за полгода до начала Фолклендской войны президент Гальтьери заметил, что нужно форсировать захват островов, потому что «эта женщина отступит», генерал Вернон Вальтерс парировал:

– Господин президент, «эта женщина», как вы изволили выразиться, заставила голодающих бунтовщиков играть по ее правилам. Тех же, кто не согласился, она заморила до смерти – и глазом не моргнула. Я бы на вашем месте подумал, прежде чем делать столь скоропалительные выводы.[577]

Однако Гальтьери останется при своем мнении, и хорошо известно, что из этого выйдет.

В октябре голодовки прекратились, что нисколько не ослабило напряженности. В глазах международной общественности повстанцы производили впечатление жертв. А последним, как известно, следует помогать. Так, из США в Ирландию утроился поток денежных средств и оружия. Бобби Сэндс превратился в национального героя, его лицо тут же появилось на плакатах для вербовки новых членов ИРА.

Моральная победа над голодавшими не смогла прекратить и террористические акты. В июле 1982 года недалеко от своих казарм в Гайд-парке была взорвана личная гвардия Ее Величества. Следующий взрыв в Риджент-парке унес жизни десяти человек, больше пятидесяти остались калеками. Самым жутким стал взрыв в Челси: бомба была начинена шестидюймовыми гвоздями!

– Сказать, что это сделали звери, нельзя – ни одно животное не способно на подобную жестокость! – негодовала Тэтчер.[578]

Все говорило о том, что одними танками сложившуюся ситуацию разрешить нельзя. Требовалось найти политическое решение. Именно этому был посвящен следующий год.

В мае 1984 года группа националистически настроенных политиков разработала так называемый Отчет форума по Новой Ирландии, предложивший три варианта выхода из политического тупика: 1) создание единого государства, 2) общая федеральная система с двумя столицами, но одним президентом и 3) некая форма совместного суверенитета. Психологически Маргарет, возможно, и была готова к рассмотрению данного отчета. Но всему помешало происшествие в небольшом городке Брайтон, где как раз должна была состояться ежегодная партийная конференция.

Вечером 11 октября 1984 года в вестибюле «Гранд-отеля», построенного в неорегентском стиле 120 лет назад, было шумно. Лучшие номера заняли члены британского кабинета министров, приехавшие на запланированную на следующий день открытую конференцию консервативной партии. На вечернем банкете собрались сливки высшего общества Великобритании. Среди присутствующих не было только премьер- министра Соединенного Королевства. Мэгги находилась в своем люксе, где делала последние пометки для своего завтрашнего выступления. Было уже 2:40 ночи.

– Слава богу! Закончила! – со вздохом облегчения призналась она Рональду Миллару.

Маргарет собиралась принять ванну и вздремнуть несколько часов до торжественного момента открытия, как в дверь постучали. Это был первый личный секретарь премьер-министра Робин Батлер.

– Я знаю, насколько вы устали, – произнес Робин, – но тут один документ, по которому от вас ждут срочного ответа.

Тэтчер взяла бумаги и направилась к креслу, стоящему около окна. Часы показывали 2:50. Спустя четыре минуты раздался оглушительный взрыв.

– Я должна посмотреть, все ли в порядке с Дэнисом! – закричала Тэтчер и побежала в соседнюю спальню.

Испытывая хроническую неприязнь к различным партийным конференциям, Дэнис выпил на ночь несколько бокалов виски и мирно отправился спать. Разбуженный взрывом, он принялся искать свои брюки.