Велихову, директору Института атомной энергии им. Курчатова, от его сотрудников по институту. «Пусть он посмотрит все это на ваших заседаниях. У нас в институте мы его не видим». Напротив, директору большого центра «Микрохирургия глаза» Святославу Федорову с курьером отправляли множество бумаг из разных комиссий и комитетов Верховного Совета. Он согласился стать членом этих комиссий и комитетов, но не мог в них работать.
Власть бездействовала, и авторитет Михаила Горбачева явно уменьшался, тогда как критика в его адрес со стороны лидеров МДГ звучала все громче. Все громче звучала и критика в адрес Горбачева со стороны тех деятелей партийного и государственного аппарата, которых было принято называть тогда «консервативным крылом». Горбачева западные наблюдатели считали «центристом». Однако главным недостатком Горбачева в эти месяцы была не позиция, выбранная вполне правильно, а поведение. Он просто перестал принимать какие-либо решения. Когда осенью 1989 г. возник вопрос о том, можно или нельзя публиковать «Архипелаг ГУЛАГ» А.И. Солженицына, М. Горбачев рассердился. «Почему я должен это решать, – сказал он. – Пусть решает Союз писателей». Правление Союза писателей тут же собралось и приняло решение о публикации этой книги А. Солженицына. Но имелось множество острых национальных, социальных, политических и внешнеполитических проблем, по которым решение мог принять только один человек в стране – М. Горбачев.
В сентябре 1989 г. Михаил Горбачев, вернувшись из отпуска, провел Пленум ЦК КПСС и произвел несколько важных изменений в Политбюро. Был отправлен на пенсию Виктор Чебриков, председатель КГБ СССР. На этот пост был назначен Владимир Крючков, недавний заместитель Чебрикова. В. Крючков занял место Чебрикова и в Политбюро. На пенсию был отправлен редактор «Правды» Виктор Афанасьев. На его место был назначен недавний помощник М. Горбачева Иван Фролов. Горбачеву на пленуме оппонировал Егор Лигачев, и его явно поддерживала большая часть членов ЦК КПСС. Но на какой-либо разрыв или раскол М. Горбачев решиться не мог, хотя его к этому и толкали некоторые люди из близкого окружения, главным образом А.Н. Яковлев. Один из самых близких тогда М. Горбачеву помощников, Анатолий Черняев, записывал осенью 1989 г. свои впечатления и сомнения насчет положения дел и поведения М. Горбачева: «Приехал из отпуска – и о чем же первое заседание Политбюро? О нехватке мыла и прочих дефицитах. Толпа хохочет. Бросил ей козлов отпущения – Гусева, Лахтина, Ефимова (зампред. Госплана), хотя сам же на Политбюро говорил, что «не в них дело». Национальные страсти бушуют; в Азербайджане льется кровь, Карабах накануне полномасштабной гражданской войны. Сотни поездов в Закавказье стоят на путях. На съезде «Руха» в Харькове объявлена «конечная цель» – самостийная Украина. В Челябинске-Свердловске- Ленинграде Съезд рабочих комитетов подвел итог так: до перестройки было лучше, долой Горбачева! Сахаров и Старовойтова на захоронении 300 тысяч расстрелянных в Челябинске в 30-е гг. Сахаров там заявил: «Я Горбачева не идеализирую. Он нерешителен и неэффективен. Он, в конце концов, должен выбирать, лидер ли он перестройки или номенклатуры». Но в самом деле, уж очень робко он расстается с прошлым и с окружением. Хотя цену этому последнему знает. Да и вообще, что теперь такое Политбюро? Место, где Горбачев может много и откровенно обо всем говорить, по инерции полагая, что сказанное и решенное здесь имеет непосредственное практическое значение. Он еще раз «выиграл» пленум и произвел большую перетряску в Политбюро. Но это было все уже не то поле, где сражения за перестройку обещали победу. После Съезда народных депутатов СССР идет скольжение перестройки по наклонной вниз. Необратимость ее состоялась. Но лишь с разрушительным знаком»[120]. А. Черняев ясно видел, что как Политбюро, так и ЦК КПСС теряют власть в стране. Он еще лучше видел нерешительность М. Горбачева, ибо именно Черняев докладывал ему о многих событиях и документах, а во многих случаях и давал советы, которые М. Горбачев принимал к сведению, но которым, как правило, не следовал. Один из этих советов, к которому склонялся и А.Н. Яковлев, – расколоть ЦК КПСС на «демократическое» меньшинство и «консервативное» большинство. Предполагалось, что Горбачев в этом случае смог бы возглавить всех «демократов» и потеснить в этой роли Бориса Ельцина. Но это было бы в сложившейся тогда обстановке политической авантюрой, и Горбачев на такой шаг решиться не мог. Да и что представляла из себя коалиция «демократов». Эти люди не были способны управлять страной и решать труднейшие вопросы в еще большей степени, чем на это не было способно руководство «консервативного» ЦК КПСС.
Черняев был, однако, не прав, когда иронизировал над обсуждением в ЦК КПСС проблемы «дефицитов». На самом деле осенью 1989 г. эта проблема неожиданно стала для всех в стране едва ли не главной. На полках магазинов не было не только мыла, но и множества других товаров повседневного спроса. Возник острый дефицит на сигареты, консервы, вермишель, макароны и сахар. При этом товары поступали в магазины в прежних количествах, и торговля перевыполняла свои планы. С появлением любого нужного людям товара выстраивались очереди. Полки магазинов были обычно пустыми, но холодильники у большинства людей переполнены. Ни Госплан, ни Госснаб во всем этом не были виноваты. Виновата была инфляция, но она была не совсем обычной, так как цены на все товары не поднимались. Робкая попытка Совета Министров СССР поднять цены на пиво и табачные изделия была осуждена в Верховном Совете. В стране не было рыночных цен, их устанавливал на том или ином уровне Государственный комитет по ценам. Росли не цены, а зарплаты и разного рода пособия и выплаты населению. На забастовки и вспышки недовольства руководство страны отвечало повышением зарплаты. Все денежные выплаты населению страны поднялись с 490 млрд. рублей в 1988 г. до 560 млрд. в 1989 г. Однако производство товаров народного потребления в штуках, кв. метрах, тоннах, млн. банок и т.п. не увеличивалось, а по некоторым видам товаров даже уменьшалось. Отсюда и дефицит. Покупали и раскупали все, что можно было хранить дома. Один из моих знакомых с гордостью показал мне шкаф на кухне с 40 банками сгущенного молока и десятками банок говяжьей тушенки. «Я к зиме готов», – сказал он.
Осенью 1989 г. во многих комитетах Верховного Совета СССР были подготовлены до 20 разного рода весьма радикальных законов, включая Закон о печати, Закон об аренде земли и т.д. Все эти законы предполагалось вынести на утверждение Второго съезда народных депутатов СССР. Верховный Совет СССР был почти готов к отмене статьи 6 Конституции СССР о «руководящей и направляющей роли КПСС». Михаил Горбачев был, однако, решительно против. Он говорил нам, что все это, вероятно, надо сделать, но не сейчас, а позже – не раньше середины 1990 г. Даже многочисленные иностранные журналисты, которые работали в Москве, были удивлены отсутствием каких-либо решений. В октябре 1989 г. М. Горбачев собрал большое совещание представителей всех средств массовой информации. Главной темой продолжительного выступления генсека была не перестройка и не реформы. Горбачев с большой яростью обрушился на «левую» оппозицию и на некоторые из газет, обвиняя их в безответственности и в разжигании страстей. Упреки Горбачева были во многих случаях справедливы, но он не предлагал никаких альтернатив. О чем вообще должны были писать газеты, видя явное ухудшение дел в стране и наблюдая одновременно почти полный паралич власти? В том же октябре М. Горбачев созвал Всесоюзную конференцию, которая заседала с 13 по 15 октября и в которой приняло участие 1400 экономистов, руководителей предприятий и высокопоставленных партийных и государственных деятелей. Докладчиком был академик Леонид Абалкин, который недавно был назначен заместителем председателя Совета Министров СССР по экономической реформе. Это было хорошее научное обоснование постепенного перехода страны и экономики на рельсы «регулируемого рынка». При этом «переходный период» определялся в пять-шесть лет. Л. Абалкин был осторожен и мало говорил о том, как будет проходить этот переход. Он был готов к атаке радикалов, которые требовали более быстрых перемен. Но на данном совещании доклад Л. Абалкина критиковали с другой стороны: многим из участников конференции почти все предложения Л. Абалкина казались чрезмерно радикальными. Сам Горбачев определить свою позицию ясно не смог.
В ноябре 1989 г. в Ленинграде, в Москве и в некоторых других городах прошло несколько митингов и манифестаций, порожденных всеобщим недовольством и дефицитом товаров, которые в разного рода кооперативах можно было купить, но по высоким ценам. На митингах было много лозунгов: «Долой спекулянтов», «Мы против кооператоров-миллионщиков», «Не хотим рынка и анархии!» и т.п. Журналисты писали, что все эти митинги организовали консервативные горкомы и райкомы партии. Но важно то, что люди на такие митинги шли, и их требования поддерживались многими.
В середине декабря 1989 г. открылся Второй съезд народных депутатов СССР. Прошло всего полгода со времени работы Первого съезда, и все люди, которые сидели в Кремлевском дворце съездов, были теми же, но обстановка в Кремле и обстановка в стране была другой. Общая обстановка в стране ухудшилась по всем направлениям, а власть продолжала бездействовать. Во время осенней сессии Верховный Совет СССР
