Американская сторона была даже удивлена: уступки были односторонними и очень большими. «Он, Горбачев, складывал подарки у наших ног – уступка за уступкой», – писал без всякой благодарности Дж. Шульц[88]. Американскому политику казалось, что уступчивость М. Горбачева является результатом того многолетнего давления на СССР, которое исходило от США и от Р. Рейгана в особенности. Однако одного давления было бы мало. Позиция Горбачева определялась в первую очередь тем трудным положением, в котором оказался СССР. Наша страна уже не могла выходить на какой- то новый виток гонки вооружений.
Переговоры шли очень интенсивно как в Вашингтоне, так и в Женеве, и постепенно Москва перестала слишком жестко увязывать вопрос о сокращении численности реально существующих ракет с проблемами будущих американских систем ПРО или СОИ. Михаил Горбачев стал отходить от своих позиций, которые он обозначил в Рейкьявике как жесткий предел уступок. Американский анализ показывал, что лозунги гласности и перестройки, провозглашенные Горбачевым, не являются простой «уловкой». Было очевидно, что соглашение с Америкой жизненно важно для Горбачева и для СССР, советская сторона уже не только не хотела, но и не могла вести переговоры с позиций силы, стране была необходима передышка. В дополнение к переговорам, которые вели эксперты, шел и оживленный обмен конфиденциальными письмами между двумя президентами, и Рональд Рейган в своих мемуарах привел пример одного из таких писем Горбачева от 15 сентября 1987 г. В октябре Рейган записал в своем дневнике: «Советы дрогнули. Шеварднадзе, выступавший от имени Горбачева, прибывает в четверг для переговоров по соглашению о РСД и для подготовки встречи в верхах»[89].
Визит М. Горбачева в США состоялся 7 – 10 декабря 1987 г. Здесь, в Вашингтоне, был подписан первый договор между СССР и США о ядерном разоружении. Этот договор имел наименование – Договор по РСМД. Он положил начало всей серии последующих договоров – СНВ-1, СНВ-2, а также подписанному в 2003 г. Договору о сокращении стратегических вооружений.
Согласно Договору по РСМД, ликвидации подлежали не только ракеты средней дальности – от 1000 до 5500 км, но и ракеты дальностью от 500 до 1000 км. Подписание договора происходило 8 декабря 1987 г. в весьма торжественной обстановке. Это было действительно важное событие, так как накопленный ядерный арсенал превышал все разумные пределы. Теперь он должен был сократиться на 30 или даже на 50%. Выступая на церемонии, Рональд Рейган был доволен. «Мало кто верил, – сказал он, – что это Соглашение будет подписано. Но я подбадривал себя словами великого русского человека Льва Толстого: “Самые сильные воины – это воля и терпение”». Михаил Горбачев, выступая на той же церемонии, напомнил слова американского поэта и философа Эмерсона: «Лучшая награда за хорошо сделанное дело – это сделать его».
Военные эксперты позднее крайне сожалели, что под сокращение по Договору по РМСД попали и ракетные комплексы «Ока», или СС-23, дальностью до 400 км. Это была оригинальная советская разработка, равной которой у США не было. Обвинения на этот счет выдвигались в первую очередь против Горбачева и особенно против Э. Шеварднадзе: почему они и здесь уступили? Шеварднадзе в своих мемуарах переводит стрелки обвинения на маршала С.Ф. Ахромеева, он сидел рядом с Генеральным секретарем ЦК КПСС и дал на это согласие от имени военных. Но и С. Ахромеев написал свои мемуары, в которых свидетельствовал, что включение комплексов «Ока» в число ракет, подлежащих сокращению, было предпринято именно МИД и одобрено М. Горбачевым без ведома военных еще на предварительных переговорах. Когда военные, и в частности сам С. Ахромеев, высказали свое несогласие и даже возмущение, на них было оказано давление. В Министерстве обороны было проведено специальное партийное собрание, и несогласным грозили партийными наказаниями. «Попытки военных, – свидетельствовал С. Ахромеев, – вернуться к вопросу об «Оке» до подписания договора всячески пресекались. Дело кончилось тем, что буквально за неделю до вашингтонской встречи в верхах, где предстояло подписание Договора по РМСД, военным пришлось просто отступить, и было официально оформлено наше внутреннее решение о включении ракет СС-23 в этот договор»[90]. Но теперь и американские военные не могли развернуть в Европе свои ракетные комплексы «Лэнс-2» с дальностью в 450 – 470 км, которые у них были уже готовы. В любом случае маршал Ахромеев считал новый договор важным соглашением. Военные руководители и военные эксперты Советского Союза вовсе не были так слепы или так привержены «всепожирающему Молоху военно-промышленного комплекса», как об этом писал позднее М. Горбачев»[91].
У Горбачева в США было еще несколько встреч и бесед – с конгрессменами, с деловыми людьми, с журналистами. 10 декабря состоялась его большая беседа с вице-президентом Дж. Бушем, который, как предполагалось, станет кандидатом на пост президента от республиканской партии на выборах 1988 г.
В 1988 г. одним из главных событий для М.С. Горбачева был его официальный визит в Лондон. Отношения Михаила Горбачева и Маргарет Тэтчер были особенно теплыми и почти дружескими. Я уже писал в первой главе данной книги о первой встрече супругов Горбачевых с М. Тэтчер еще в конце 1984 г. Они встречались позднее много раз, и об их отношениях посол Советского Союза в Лондоне позднее написал специальную книгу «Горби и Мэгги»[92]. В декабре 1987 г. М. Горбачев встретился с М. Тэтчер при возвращении из США. Он встречался с ней в самом начале 1988 г. на Генеральной Ассамблее ООН. Но в апреле 1988 г. это был уже большой официальный визит – с множеством встреч и выступлений. На Западе уже начиналась «горбомания» – непомерные и повсеместные восхваления Михаила Горбачева: он стал «Человеком года», а позднее и «Человеком десятилетия». Горбачева это очень воодушевляло, и он приводит в своих мемуарах многие из высказываний западных газет о самом себе, находя их не только «благожелательными, но и объективными».
Визиты в Англию, а также поездки во Францию, Германию и Италию не сопровождались заключением каких-либо важных соглашений. Вполне возможно, что Горбачев ставил своей целью показать своим оппонентам в самом СССР, и в ЦК КПСС огромные масштабы поддержки его политики в Европе: везде, куда прилетал М. Горбачев, для его встречи и приветствия собирались огромные толпы людей.
Более спокойно и скромно проходили визиты М. Горбачева в Азии, например в Индии. Без особого воодушевления встречали советского лидера в странах Восточной Европы. Коммунистические лидеры в этих странах явно теряли свою и без того не слишком большую популярность, и перестройка в СССР их просто пугала. В советской печати уже появились материалы, в которых осуждалось вторжение войск Варшавского Договора в Чехословакию в 1968 г., а между тем, приезжая в Прагу, Михаил Горбачев должен был встречаться и вести переговоры с Густавом Гусаком и другими руководителями чехословацкого государства, которые пришли к власти именно в результате этого вторжения. В июле 1987 г. знаменитый чешский драматург и диссидент Вацлав Гавел писал об одном из таких визитов М. Горбачева в Прагу в своем дневнике: «Визит царя-реформатора в губернию, где власть держалась усилиями его предшественников – антиреформаторов, был событием столь пикантным, что в Праге собралось невиданное множество пишущей братии. Все приехали в срок, и единственный, кто откладывал прибытие, был царь-реформатор. Посему журналисты убивали время кто как мог, между прочим навещая и диссидентов. Вокруг меня крутились десятки их, и каждый спрашивал, что я думаю о новом царе. Мне было необыкновенно мучительно всякий раз повторять одни и те же фразы о новом царе, тем более что даже мне они не казались оригинальными. Ничего удивительного: нынче в мире нет никого, о ком бы еще говорилось так много, и ясно, что почти все, что я мог сказать о нем, уже наверняка было сказано... Наконец-то! Суетное оживление в рядах тайной полиции, вспыхивают автомобильные фары, заводятся моторы, из театра появляются избранные, и неожиданно возникает он сам! При нем Раиса – чета окружена сворой телохранителей. В этот момент происходит первая для меня неожиданность: циничные и язвительные острословы, которые только что прохаживались насчет главного властителя и его стражи, внезапно, точно по мановению волшебной палочки, превращаются в восторженную, даже буйно беснующуюся толпу, напирают, рвутся вперед, чтобы просто махнуть ему рукой... Снова та же иллюзия! Неужто они и впрямь думают, что Горбачев прибыл освобождать их от Гусака?! Между тем царь-реформатор уже приближался к тому месту, где стоял я. Был он довольно приземист и плотен и производил впечатление несколько испуганного и беспомощного, улыбался, как мне казалось, искренне, кивал нам как-то заговорщицки, всем вместе и каждому в отдельности... Горбачев, человек, превозносивший в Праге худшего из правителей, каких имела эта земля в новейшей своей истории, был уже в двух шагах от меня, он шел, помахивая рукой, дружески улыбаясь, и неожиданно почудилось, что и махал он и улыбался одному только мне»[93].
Для американских аналитиков и дипломатов внешняя политика Михаила Горбачева была мало понятна.