практически единогласно. Как мы тогда говорили, это был компромисс демократического крыла ЦК и «умеренных консерваторов». Радикальные проекты «Коммунистов за демократию» и «инициативников» в аппарате ЦК КПСС не обсуждались и на Пленум ЦК КПСС не выносились.
Самый последний в истории КПСС Пленум ЦК КПСС состоялся 25 – 26 июля 1991 г. Во многих отношениях это был необычный пленум, и некоторым из нас казалось, что мы присутствуем при поворотном событии в жизни КПСС. Еще перед началом пленума не все из нас были уверены, что члены ЦК КПСС вообще смогут принять за основу предложенный им проект новой Программы. Слишком необычно для старожилов звучали многие его положения. Слишком большие и смелые изменения предлагалось внести в теоретические, идеологические и организационные основы партийной жизни. Было известно, что во многих партийных организациях в Москве и в областях принимались резолюции с требованием об отставке Горбачева и с выражением ему политического недоверия. Существовали опасения, что июльский Пленум ЦК КПСС, отложив обсуждение «ревизионистской» Программы, вновь займется выяснением отношений в партийных верхах. Эти опасения подогревались и многочисленными прогнозами недоброжелателей КПСС и Горбачева. Всего за два дня до пленума оппоненты Горбачева из КП Российской Федерации опубликовали в газете «Советская Россия» самое резкое из своих заявлений, обращенное уже не к КПСС, а к народу всей страны. «Дорогие россияне! Граждане СССР! Соотечественники! – говорилось в специальном обращении группы деятелей культуры и активистов РКП. – Случилось огромное, небывалое горе. Родина, страна наша, государство великое, данное нам в сбережение историей, природой, славными предками, гибнут, ломаются, погружаются во тьму и небытие. И эта погибель происходит при нашем молчании, попустительстве и согласии. Неужели окаменели наши сердца и души и нет ни в ком из нас мощи, отваги, любви к Отечеству, что двигала нашими дедами и отцами, положившими жизнь за Родину на полях брани и в мрачных застенках, в великих трудах и борениях, сложившими из молитв, тягот и откровений державу, для коих Родина, государство были высшими святынями жизни. Сплотимся же против губителей великой Отчизны!»[210].
Пленум был открыт, однако, в спокойной атмосфере. Не возникло никаких споров по повестке дня. Не чувствовалось той конфронтационности или даже озлобленности, которая была характерна для всех почти пленумов после XXVIII съезда партии. Появилось, как мне казалось, почти забытое в этом зале чувство партийного товарищества, которое нарушалось лишь отдельными репликами и только двумя-тремя выступлениями. Почти сразу пленум приступил к обсуждению именно Программы партии, и теоретический уровень выступлений – как в поддержку, так и с критикой проекта – был достаточно высок. Самые воинственные противники Программы предпочли просто промолчать. Что изменило настроение большинства членов ЦК КПСС? Я думаю, что здесь сказались те политические поражения, которые КПСС понесла за время с апреля по июль. Власть уходила и из рук секретарей обкомов партии, которые доминировали на пленуме. При этом поражение КПСС было особенно очевидным в тех регионах, где были наиболее сильны консервативные тенденции в рядах партии. Сплочению партии помог, несомненно, и указ Б. Ельцина о «департизации», который был обнародован 20 июля 1991 г. В этом указе предлагалось прекратить в срок до 5 августа деятельность оргструктур всех политических партий и движений в органах, учреждениях, в организациях и на предприятиях РСФСР. Но у других российских партий имелись всего лишь слабые территориальные структуры, тогда как Устав КПСС определял производственно-территориальный принцип главным принципом в построении партии. Но даже формально указ Президента РСФСР мог отменить только Президент СССР. Неудивительно, что выступления на пленуме против Ельцина и демократов звучали довольно громко. Проект КПСС был принят подавляющим большинством голосов, и он был опубликован в «Правде» 8 августа 1991 г. Пленум ЦК КПСС заслушал также краткий доклад М.С. Горбачева о проекте нового Союзного Договора. Этот проект, однако, не обсуждался. Горбачев сказал нам, что руководители союзных и автономных республик уже закончили работу над проектом Союзного Договора и надо лишь выработать процедуру его подписания. Через несколько дней после окончания пленума мы узнали, что первый секретарь ЦК КП РСФСР Иван Кузьмич Полозков решил уйти в отставку и на пенсию. На его место по рекомендации Политбюро ЦК КПСС был избран Валентин Александрович Купцов, который работал ранее первым секретарем Вологодского обкома КПСС, а после XXVIII съезда партии – секретарем ЦК КПСС. Казалось, что раскол между ЦК КПСС и ЦК КП РСФСР будет теперь преодолен.
Лично я выступал на июльском Пленуме ЦК КПСС и говорил как о немногих достижениях партии в последние годы в области демократии и гласности, так и о том, что, занимая очень большую «политическую» территорию во всех сферах жизни страны, партия не знает, как эту территорию оборонять. Мне казалось разумным начать создание в стране трех– или четырехпартийной системы, в которой обновленная коммунистическая партия могла бы занимать доминирующее положение. Однако для проведения любой работы – и оборонительной, и наступательной – нужен центр, политический и мозговой центр; такого центра сейчас в СССР и в КПСС нет, и нам нечего противопоставить стихийно развивающимся процессам. Отменив под давлением снизу статью шестую Конституции, партия формально отдала власть Советам, которые по своей структуре совершенно не приспособлены к отправлению власти. Чем может управлять в Москве Моссовет со своими 500 воюющими друг с другом депутатами? У меня были и более подробные предложения по разным проблемам, но их было негде изложить, а тем более обсудить. Время для всякого рода внутрипартийных реформ уже, как оказалось, ушло.
Ново-Огаревский процесс
Сама идея подписания какого-то нового Договора между союзными республиками, на базе которого может быть создана и новая Конституция СССР, возникла еще в конце 1990 г. Тогда же началась и работа над концепцией и проектами. Первый проект Договора о Союзе суверенных республик был опубликован в «Правде» 9 марта 1991 г., но обсуждение его шло вяло. Работа над созданием и редактированием этого документа происходила в большой подмосковной правительственной резиденции в Ново-Огареве. В этой работе принимали участие юристы, работники партийного аппарата ЦК КПСС, сюда приглашались и руководители союзных и автономных республик, нередко приезжал и сам Горбачев. Варианты Договора множились и менялись. Но 17 июня М.С. Горбачев подписал «последний» проект Союзного Договора и разослал его Верховным Советам 9 союзных республик. Государства Прибалтики и Закавказья не участвовали в Ново-Огаревском процессе. Этот же проект получили и мы, депутаты Верховного Совета СССР. Не все из нас были согласны с этим проектом, и разного рода запросы, замечания и возражения, которые направлялись в адрес М. Горбачева и Председателя Верховного Совета СССР А.И. Лукьянова, исчислялись десятками. Предполагалось, однако, что предложенный проект будет еще обсуждаться в процессе его ратификации, а также при разработке новой Конституции СССР. Неясны были тогда как сроки, так и процедура подписания Союзного Договора. 23 июля 1991 г. в Ново-Огареве состоялось самое большое совещание по тексту пятого варианта Союзного Договора. Присутствовали не только руководители СССР и Российской Федерации, но и большинство руководителей союзных, а также автономных республик. По предложению Горбачева автономные республики должны были стать также соучредителями нового Союзного государства. Ельцин против этого не возражал. Напротив, именно он в это время активно ратовал за расширение прав автономий. Обсуждение шло трудно, но после 12-часового совещания, уже к ночи, почти все спорные вопросы были согласованы. Нерешенным остался все же один из самых важных разделов будущего договора – раздел о союзных налогах и сборах. Но какие права могли бы быть у новых органов руководства Союзного государства, если формирование бюджета Союза будет определяться в первую очередь решениями входящих в него республик!
Лично я принимал участие в обсуждении проекта новой Программы КПСС, но не в работе над документами из Ново-Огарева. Тем не менее 26 июля один из помощников Горбачева пригласил меня в кремлевский кабинет президента и генсека. Сюда же был приглашен и Борис Олейник, известный украинский поэт и общественный деятель, член ЦК КПСС и один из заместителей Председателя Совета Национальностей Верховного Совета СССР. «Я пригласил вас сюда, – сказал Михаил Горбачев, – чтобы посоветоваться насчет процедуры подписания Союзного Договора. Есть три возможных варианта...» И далее Горбачев в течение примерно 30 минут разбирал вслух эти три варианта. Я мысленно обдумывал свой совет, вспоминая о том, как шло в 1922 г. подписание самого первого Союзного Договора на съезде Советов. Но мой совет не понадобился. В самом конце своего монолога Горбачев вдруг сказал: «Пожалуй, второй вариант является самым подходящим. Большое спасибо». И протянул нам руку для прощания. Я был в недоумении, но Б. Олейник, который встречался с Горбачевым не один раз, сделал какой-то особый жест, показывая: все как обычно. Ни я, ни Олейник не произнесли в кабинете Горбачева ни одного слова.