усиливающееся чувство голода. Против воли Ким представил себе сочный дымящийся бифштекс, рядом сам собой возник стакан холодного пива.

Вздор… Ким намеренно стукнулся затылком о стену и открыл глаза. Потом снова закрыл — просто не было никакой разницы, в карцере стояла густая тьма. Подумав, Ким лег на пол, попытался вытянуться во весь рост — не получилось, карцер для этого оказался слишком мал. Не удалось и лечь по диагонали — все равно слишком коротко. Тогда Ким лег на бок, поджал колени и постарался заснуть.

Он действительно заснул. Впрочем, понять, сколько именно он проспал, Ким не мог. Проснувшись, он с трудом приподнялся, поморщился от боли в боку и в спине. Спать на жестком полу было очень неудобно.

Минутой позже Ким понял, что пол здесь ни при чем, тело болело само по себе. Ломило мышцы, любое движение причиняло мучительную боль. Ким попробовал не шевелиться, но это не принесло облегчения — тело ныло и зудело, то и дело Ким вздрагивал от острых импульсов боли.

Встав на колени, Ким выпрямился — подняться в полный рост здесь было невозможно. Повел плечами и тут же застонал от боли в спине — да что же это?..

Его дыхание было хриплым и тяжелым. Сев на пол, Ким попытался успокоиться. Это наркотик, тело успело к нему привыкнуть. Ну ничего, все пройдет…

Он вспомнил слова Барона о том, что без эйфорина полезешь на стену. Так оно и было, никогда в жизни Ким еще не чувствовал себя так мерзко. Порой он даже скрежетал зубами от боли, с трудом сдерживая стоны, — там, снаружи, не должны ничего услышать. Превозмочь, вытерпеть. Они ведь именно на это надеются — ждут, что он станет кричать, стучать в дверь, просить о пощаде. Не будет этого. Никогда не будет…

Ким снова встал, попытался вытянуться во весь рост — из нижнего угла карцера в дальний верхний. Увы, места снова не хватило, он уперся головой в зашитый металлом угол. Ким даже засмеялся — теперь он понял, что являлось главным секретом карцера. Здесь было невозможно выпрямиться в полный рост — что особенно мучительно, когда тело терзает боль.

Опустившись на пол, Ким лег на спину, поджал ноги. Вроде бы легче…

Спустя какое-то время Ким заметил, что стало труднее дышать. Встал, вздрагивая от боли, поднес ладонь к решетке вентиляции. Так и есть, не работает. Или его. специально решили здесь уморить?

Снова опустившись на пол, Ким улыбнулся. Выходит, полковник Войков так ничего и не понял. Откуда ему знать, что смерть — это далеко не самое худшее, что может произойти с человеком. Да, будет немного неприятно, Ким вздохнул от очередного импульса боли, но он вытерпит. Там, в ином мире, его уже заждались…

Он сидел, прижавшись спиной к стене, и тяжело дышал. По лицу ползли капли пота, в карцере было очень жарко. Проклятый ящик… Ким пнул ногой стену, та ни звуком не отозвалась на его удар — уж слишком она была толстая. Нет, нельзя стучать… Ким подумал о том, что его стук могут принять за просьбу выпустить его. Нельзя, нельзя… Не дождутся они…

Время шло, воздуха становилось все меньше. Ким задыхался, хрипел, перед глазами плавали разноцветные круги. Ким молча молил бога о том, чтобы все это поскорее закончилось. И бог услышал его молитвы — плававшие перед глазами цветные круги накрыло неописуемой темнотой, Ким успел почувствовать, что куда-то проваливается — и все исчезло…

Очнулся он от слабой дрожи. Сначала не мог понять, что с ним. В самом деле, что? И почему так темно?

Не только темно, но и больно, попытка шевельнуться отозвалась острой болью во всем теле. Если это смерть, то смерть очень плохая. Он ожидал, что там будет лучше…

Пол под ним и в самом деле дрожал. Металлический пол — морщась от боли, Ким провел по нему ладонью. И стены здесь тоже металлические. Не иначе, он все еще в этом ящике. Кроме того, они взлетают…

Корабль и в самом деле взлетал, на Кима медленно наваливалась перегрузка, в его нынешнем состоянии она была совершенно невыносима. Стиснув зубы, Ким ждал, когда же это кончится, по лицу его текли капли пота. И когда через десяток минут перегрузки уменьшились, он облегченно вздохнул. Кстати, он ведь дышит. Значит, эти твари все-таки включили вентиляцию. Зря, он уже почти ушел от них…

Впрочем, он все равно уйдет, — при мысли об этом Ким улыбнулся. Никто уже не сможет ему помешать. Странно, что они еще на что-то рассчитывают. Неужели они думают, что он будет просить их о снисхождении?

Это и в самом деле было смешно. Если бы еще не эта боль…

Вскоре пол под ним перестал дрожать, снова стало очень тихо. Значит, перешли на маршевые двигатели. Интересно, куда они летят? Домой? Хотя нет, кто-то говорил, что они должны навестить еще три планеты. Или четыре?

Впрочем, какая разница, все равно он больше никогда не возьмет в руки оружие. С этим покончено.

Ким прижался ухом к полу, попытался что-нибудь услышать. Ему показалось, что он слышит отдаленные голоса, топот ног, но все это вполне могло быть игрой воображения. Господи, он никогда не думал, что тишина — это так плохо.

Чтобы как-то бороться с нею, Ким попытался петь. Он не знал целиком ни одной песни, поэтому пел отдельные куплеты, порой повторяя их десятками раз. Потом замолчал и постарался уснуть, но так и не понял, спал или нет. Проснувшись — если он действительно спал, — Ким подумал, что больше этого не выдержит. Нельзя так с ним. За что?

Ему стало жаль себя. Говорят, человек должен быть счастлив. Может быть. Только для него счастье было чем-то очень отвлеченным. Да и что такое счастье? Любимая работа? Какая? Нельзя быть счастливым, убивая людей. Семья? У него ее никогда не было, он даже не любил никого никогда. Или любил? Ведь как хорошо ему было с Шейлой — пожалуй, только с ней он и был по-настоящему счастлив. Привязался он к ней, просто боялся себе в этом признаться. Или боялся другого — того, что она уйдет навсегда, узнав о его истинной работе в Департаменте. Он никогда не говорил ей, что работал Исполнителем, это казалось ему просто немыслимым. Наверное, это и было тем, что сдерживало его чувства, не позволяло признаться в любви. А впрочем, теперь все это уже в прошлом. Шейла предала его — а значит, никогда и не любила. А любовь должна быть взаимной.

Он зря прожил жизнь. Потратил ее впустую, бездарно. И глупо кого-то в этом винить. Мы сами в ответе за то, что с нами происходит.