Подойдя к трактиру, стоявшему на перекрестке улиц, зашли в него и, заказав водки да закуски, уселись за стол. Выпили принесенную водку, закусили селедкой с лучком. Иван начал:
—Хваткие вы ребята, мне по душе такие, потому решил с вами поговорить об деле одном. Только сперва спросить хочу тебя, — он обратился к Репину, — ты говорил тыщ сорок надо, а что будет, если я покажу, где деньги взять?
— Ты, дядя, не смеши меня, я тебя почти не знаю и буду тебе свое рассказывать? Хотя тебя в деле вижу, что человек ты надежный, но что за печаль у тебя о думке моей?
— Мне здесь тоже оставаться более нельзя, уходить надо, а одному мне с этим не справиться! — сказал Иван.
— Да что за дело-то у тебя, говори толком.
— Нет, спервоначалу ты скажи, если деньги покажу где взять, то возьмешь меня с собой? Ты, я вижу, в Питер ладишь. Только Колоду с Егором ты брать не будешь, не доверяешь ты им, а что задумал, не знаю, может, того, убрать их хочешь?! — сказал Иван.
— Верно, не доверяю. Но убивать не собираюсь. Вернемся с другом, и пускай доли свои забирают и катят куда хотят. Это ты верно мерекаешь — не друзья они нам, мелковаты ребята, такие продадут ни за понюх табаку.
— Зачем же держишь — отдай доли и пускай катят.
— Нельзя! Запьют сразу, и все дело погореть может. Деньги отдам потом, и пока они здесь пить да гулять будут, мы уже уйдем, ищи нас тогда. Понял, дядя?
— Ловко, тогда я с вами пойду, а про дело свое сейчас расскажу. Есть у меня дружок в Ярославле. С деньгами. Большие деньги. Обещал давно отдать, да что-то его нет и нет, мне уж ждать невмоготу.
— Так пойди к нему и забери, — сказал Чикин.
— Легко сказать, заберу. А где его искать? Я не знаю...
— Ну ты чего, рехнулся? — Мы тебе чего, сыщики что ли? Искать его тебе будем? Очумел совсем! — и Репин махнул рукой.
— Деньги большие там, тыщ сто, а то и боле, — сказал Иван.
— О-о! Это дело! — сказал Чикин,, — а кто он такой? И откуда у него деньги такие?! Купец что ли богатый? И как деньги взять, коли сам не знаешь, где его искать? Может, и денег никаких нет! А у тебя в башке одна выдумка.
— Ладно, расскажу кое-чего... — И Иван рассказал им историю убийства Шунаевых.
— Тот Ефим, у кого деньги, ко мне прибежал, мы с ним старые знакомые, с фабрики еще, говорит, деньги большие есть, но люди нужны, кто на себя убийство возьмет!
Сам-то не хотел пачкаться, да я тоже не душегуб, промышлял — дело было, грабил людей, но без душегубства.
Были у меня такие, привел я ему двоих, дело и обтяпали, нас послал в Рыбинск, а сам в Ярославль, сказал через неделю придет с деньгами, как поутихнет, да вот нет его.
— А почему думаешь, что в Ярославле он? Может, уж давно в Питере или в Москве? А не то в Нижнем гуляет? — усмехнулся Репин.
— Да он и не говорил, что в Ярославле. Я сам догадался, как купца-то из номеров вывезли в лес да спрятали, стали возвращаться. Я и говорю ему, Ефиму, значит, одежду-то Заворыкина, что на тебе, мол, давай спрячем.
Снял он пальто да шапку, я говорю — сапоги-то скидывай. А он мне — нет, сапоги это мои, мне один хороший сапожник делал в Ярославле, Никита солдат, даром; что сам без ноги, а мастер отменный! Вот я и думаю, может, через этого Никиту узнаем чего...
— Эва, хватился! Где Никита?! Ищи его по всему Ярославлю Да и откуда он знает про Ефима-то твоего...
— Думаю, знает. Ефим еще тогда проговорился, дочка у сапожника на выданье, нравится она ему, вот я и подумал — дело сделали, сбежал он с деньгами и нас бросил.
— Ну а эти двое где? — спросили сыщики.
— Здесь сидят, в Рыбинске. Тихо сидят, им шебаршиться нельзя, Найдут—виселица им, они ведь —убивцы, мы-то с Ефимом в стороне остались, хотя и нам мало не будет, если что. Так как, ребята, возьмете меня с собой?
— Взять-то можно. Коли дело выгорит, ты ладишь Ефима-то убивать? Ну а эти двое, с ними как? Ведь тоже делиться надо! А не то найдут их, они тебя продадут.
— А может, их тоже тово, а? — прошептал Иван.
— Ловок ты, брат, чужими руками жар загребать. Значит, нам — три трупа, а ты в сторонке. Нет, так дело не пойдет! Пусть живут, возьмут их или не возьмут, как Бог даст, а нам они без надобности. А где они скрываются, твои мужики?
— В трущобах, у Саньки Жареного, — сказал Иван.
— Деньги-то хоть есть у них?
— Дал нам Ефим по тысчонке, да не знаю, осталось ли у них что?
— Я думаю так, — решил Репин, — если дело сладится, ты им дашь по пять тыщ, и пообещаешь — остальные потом. А сейчас пойдешь к ним и скажешь, что, мол, стороной узнал — в Ростове Ефим! И едешь туда, а они чтобы тихо сидели и ждали, а пока по пятьсот рублев им дай, понял?
— Понял, так и сделаю.
— То-то! Нам трупы не нужны, мы тихо работать будем.
В ЯРОСЛАВЛЬ К НИКИТЕ
Разойдясь с Иваном, сыщики пошли с большей предосторожностью к Тарову. Вызвав с его помощью следователя из полицейского управления, обсудили план дальнейшего действия. Решили, как только завтра утром они уедут в Ярославль, местная полиция произведет арест двоих убийц. И тихо без огласки доставит их в Углич.
Колоду и Егора решили пока не трогать, а вести за ними наблюдение, и если у ребят все пройдет благополучно, тогда и арестуют. Ну а если Колода с Егором захотят взять долю, уйти из города, тогда брать их не медля.
Утром, встретившись с Иваном на пристани, сыщики первым делом спросили, есть ли паспорт у него?
— А как же, паспорт мне сам Ефим, еще будучи на фабрике, выправлял на Кузина Ивана!
— Дурак ты, Кузин Иван, тот паспорт в полиции уже известен,
— Ну, дак что?
— А то, голова еловая, что тебя там знают, и поэтому паспорту ты везде будешь в подозрении.
— Что же делать-то, а вы как же, вы ведь говорили, что вовсе без паспортов?!
— Когда нужно, у нас все есть, и для тебя припасли, не бойся, ты теперь Ираклий Тучин, крестьянин Роостовского уезда, деревни Синицыно, понял?
— Вот спасибо вам, без вас пропал бы начисто!
— Ничего, держись нас, все будет ладно!
Пароход общества «Самолет» уже причаливал к пристани.
— Вот что, мы друг с другом не знакомы, встретимся, как прибудем в Ярославль, адрес: Кучерской переулок, рядом трактир! Все поняли? — спросил Репин.
Все согласно кивнули головами. Началась посадка, предъявив билеты третьего класса, все разбрелись по нижней палубе, устраиваться кто где.
Чикин уселся на какой-то тюк и, привалившись к стенке, стал смотреть на берег.