Через некоторое время я понял, что ее сила начинает ослабевать, но все равно оставался в напряжении, готовый в любой момент снова вступить в борьбу. Только почувствовав, что ее больше нет, я позволил себе немного расслабиться. Измотанный и опустошенный, я лежал, невидящими глазами рассматривая потолок. И снова испуганно вздрогнул от щелчка выключателя. Энн зажгла лампу.

Она внимательно посмотрела на меня, и я ощутил, что ее злость постепенно уходит. Теперь ее глаза светились сочувствием.

– Ты сильно вспотел, дорогой, – шепнула она.

Я чувствовал стекающие по лицу холодные струйки пота, но был не в силах пошевелиться. Энн принесла из ванной полотенце, осторожно вытерла мне лицо и нежно провела рукой по влажным от пота волосам. Должно быть, я выглядел очень напуганным и совершенно несчастным.

– Том, прости меня, пожалуйста, – Энн с виноватой улыбкой наклонилась ко мне и прижалась щекой к щеке, – я должна была помогать тебе, а не злиться и вредничать... Она была здесь?

– Да.

– Как ты думаешь, – спросила Энн, – если бы ты пошел в гостиную, ты бы ее увидел?

– Понятия не имею! – в сердцах воскликнул я.

– Но тем не менее ты уверен, что она существует?

– Она существует! – Я знал, что Энн хочет спросить, не живет ли женщина только в моем воображении, но не решается. – Я не знаю, кто она и чего хочет, но она существует... или существовала.

– Ты считаешь, она...

– Не знаю, Энн, – скривился я, – но не вижу в этом смысла. Откуда в этом доме взяться призраку? Он построен совсем недавно. И жила здесь до нас только сестра миссис Сентас, которая уехала на восток, – я невольно фыркнул, вспомнив Фила, – а не на запад.

Энн улыбнулась:

– Кстати, Том, напомни, чтобы я не забыла как следует дать в зубы моему единоутробному братцу, когда мы в следующий раз увидимся.

– Ладно.

– Том, как ты думаешь, может быть, мы...

– Не стоит, – ответил я, позабыв о своем решении не отвечать на вопрос раньше, чем мне его зададут, – не думаю, что Фил сможет нам помочь. Хотя, конечно, не помешает написать ему, чтобы он прекратил свои идиотские эксперименты с гипнозом, если не ведает, что творит.

– Утром напишу.

Мы долго лежали молча, обнявшись. И ко мне снова явилось озарение. Я уже начал рассказывать Энн о своем новом знании, но прикусил язык.

– Что ты хотел сказать? – не поняла Энн.

Пришлось выкручиваться.

– Это... понимаешь... я не хотел идти завтра на вечеринку к Элси, – обрадованно вспомнил я, – и сказал ей, что мы ужинаем у твоей матери.

– Молодец! – засмеялась Элси. – А что будем делать? Пойдем в кино?

– Договорились!

Я еще долго лежал без сна, прижимая к себе тихо посапывающую Энн. Я принял решение не говорить ей о моем новом знании. Я не был уверен, захочет ли она это знать, независимо от того, поверит или нет. Тем более, что я чувствовал: после всего происшедшего она мне поверит.

А я точно знал: у нас родится девочка.

В конце концов, в любом случае вероятность ошибки составляет пятьдесят процентов.

Письмо принесли утром. Я отнес его Энн, недоумевая, почему на душе вдруг стало так тревожно. Я узнал почерк отца Энн на конверте, и меня будто кольнуло в сердце: вчера я соврал Элси, что мы едем к матери Энн. Что это, просто совпадение?

Энн быстро распечатала конверт, пробежала глазами первые несколько строчек и озабоченно нахмурилась. В моем мозгу отчетливо возникла мысль: «С твоей матерью случилось несчастье».

– Мама заболела, – сказал она, на секунду оторвавшись от письма.

Я не мог отвести взгляд от ее милого встревоженного личика. Раздражающе громко тикали часы.

– Нет, – еле слышно проговорил я.

Не обратив внимания на мою последнюю реплику, Энн продолжала читать.

– Папа пишет, она... – начала Энн и внезапно, не договорив, замолчала, уставившись на меня с немым изумлением.

А я почувствовал, что где-то внутри меня возник комок, который каждую секунду становился больше, тяжелее и постепенно заполнил меня всего, мешая дышать, пригибая своей тяжестью к земле.

– Что ты сказал? – низким испуганным голосом спросила Энн.

– Ничего. – Я ожесточенно замотал головой, но голос от этого не стал более естественным.