Мои пальцы прошли сквозь его плоть, словно она была из воды. Я огляделся и увидел семейный стол. Подойдя к нему, я сделал попытку взять один из стаканов и швырнуть его в стену. Это было все равно что пытаться схватить воздух. Во мне вдруг проснулся гнев. Я закричал:

– Черт побери, это мой сон! Послушайте меня!

Из горла моего вырвался какой-то натужный смех.

«Послушай себя, – подумал я. – Ты ведешь себя так, словно все происходит в действительности. Принимай все как есть, Нильсен. Это сон».

Оставив всех сзади, я устремился по коридору. Передо мной оказался Джон, дядюшка Энн, рассматривающий какие-то фотографии на стенах. Я прошел сквозь него, ничего не почувствовав. «Перестань, – приказал я себе. – Не имеет значения».

Дверь нашей спальни была закрыта. Я прошел сквозь нее.

– Безумие, – пробормотал я.

Даже во сне я никогда раньше не проходил сквозь двери.

Мне стало чуть спокойнее, когда я подошел к кровати и взглянул на Энн. Она лежала на своей левой стороне, уставившись на стеклянную дверь. На ней было то же черное платье, что и в церкви. Туфли она сняла. Ее глаза покраснели от слез.

Рядом с ней сидел Йен, держа ее за руку. По его щекам струились слезы. Я испытал к нему прилив нежности. Он такой милый и чуткий мальчик, Роберт! Я наклонился, чтобы погладить сына по голове.

Он огляделся по сторонам, и на один миг мне показалось, что он смотрит на меня, видит меня – тогда сердце мое чуть не остановилось.

– Йен, – пролепетал я. Он снова взглянул на Энн.

– Мама? – сказал он. Она не ответила.

Он вновь заговорил, и ее взгляд медленно переместился на его лицо.

– Я знаю, это кажется безумием, – сказал он, – но… у меня такое чувство, словно папа с нами.

Я быстро взглянул на Энн. Она не отрываясь смотрела на Йена все с тем же выражением.

– То есть прямо здесь, – сказал он ей. – Сейчас.

Улыбка ее была вымученной, но ласковой.

– Я знаю, ты хочешь мне помочь, – сказала она.

– Я правда это чувствую, мама.

Ее сотрясали рыдания; она была не в состоянии ответить.

– О Боже, – прошептала она, – Крис…

Я опустился на пол рядом с кроватью и попытался прикоснуться к лицу жены.

– Энн, не надо… – начал я.

Прервав свои попытки, я со стоном отвернулся. Видеть, как мои пальцы утопают в ее плоти…

– Йен, мне страшно, – промолвила Энн.

Я быстро повернулся к ней. Последний раз я видел такое выражение на ее лице, когда однажды вечером шестилетний Йен пропал на три часа, – выражение беспомощного, парализующего страха.

– Энн, я здесь! – почти заорал я. – Я здесь. Смерть – не то, что ты думаешь!

Ужас застал меня врасплох. «Я не имел этого в виду!» – кричал мой рассудок. Но слова уже было не вернуть назад. Я позволил себе это допустить.

Я старался вытеснить из сознания страшное слово, сконцентрировавшись на Энн и Йене. Но вставал непрошеный вопрос, от которого было не спрятаться. Что, если тот человек говорил правду? Что, если это не сон?

Я пытался отступить. Невозможно – путь назад был заблокирован. Я гневно сопротивлялся. И что теперь, если я об этом подумал? Просто предположил такую возможность? Ведь не было никаких доказательств!

Так-то лучше. Я стал мстительно опровергать свои измышления, ощупывая собственное тело. «И это смерть? – насмешливо выговаривал я. – Плоть и кости? Смешно!» Возможно, это не сон – такое я мог допустить. Но уж точно не смерть.

Эти раздумья вдруг меня опустошили. И снова тело мое словно окаменело. «Опять?» – подумал я.

Ну и ладно. Я постарался выкинуть все из головы. Я лег на свою сторону кровати и взглянул на Энн. Меня лишало присутствия духа то, что она лежит со мной лицом к лицу, глядя сквозь меня, как через окно. «Закрой глаза, – говорил я себе. – Спрячься в сон. Никаких доказательств нет. Это все-таки может быть сон». Но Господи, добрый Бог на небесах, если это сон, я ненавидел в нем все. «Пожалуйста, – взывал я к силам, которые могли бы меня защитить. – Освободите меня от этого бесконечного страшного сна».

Воспарив, словно подвешенный, в безмолвной, засасывающей пустоте, я поднимался вверх на несколько дюймов, потом опускался. Так ли чувствует себя ребенок перед рождением, плавая в жидком сумраке?

Нет, в утробе матери не слышался бы плач. Меня не одолевала бы печаль. Во сне я бормотал, мечтая успокоиться, нуждаясь в этом покое, но желая также проснуться ради Энн. «Милая, все хорошо». Я, должно быть, сотню раз произнес эти слова перед пробуждением.

Мои глаза под отяжелевшими веками с трудом открылись.

Она лежала, спящая, рядом со мной. Вздохнув, я нежно ей улыбнулся. Сон окончился, мы снова были вместе. Я смотрел на ее лицо, по-детски милое во сне. Усталое дитя – дитя, вволю наплакавшееся и уснувшее. Бесценная моя Энн. Я потянулся к ее лицу, чувствуя странную тяжесть в руке.

Мои пальцы исчезли в ее голове.

Она, вздрогнув, проснулась, глядя встревоженными глазами.

– Крис? – вымолвила она.

И опять молниеносная вспышка надежды. Тут же погасшая, когда стало ясно, что она смотрит не на меня, а сквозь меня. Глаза ее наполнились слезами. Она подтянула к себе ноги и сжала руками подушку, прижав к ней лицо. Тело ее сотрясалось от рыданий.

– О Боже, любимая, ну пожалуйста, не плачь.

Я плакал тоже. Я бы душу отдал, если бы она хоть на минутку меня увидела, услышала мой голос, почувствовала мое утешение и любовь.

Хотя и знал, что это невозможно. Как знал и то, что этот страшный сон еще не закончился. Я отвернулся от нее и закрыл глаза, отчаявшись снова спастись во сне, дать темноте унести меня далеко от жены. Ее рыдания разрывали мне сердце. «Пожалуйста, унеси меня от нее. Если я не в силах ее утешить, забери меня!»

Я почувствовал, как мое сознание начинает соскальзывать вниз, опускаясь в темноту.

Теперь это действительно был сон. Передо мной непрерывной чередой живых картин разворачивалась моя жизнь. Кое-что в этом зрелище меня поразило. Разве я не видел этого чуть раньше – но более сжато, более беспорядочно?

На сей раз ничего беспорядочного в наплывавших картинах не было. Словно я сидел в зрительном зале, смотря фильм под названием «Моя жизнь» – каждый эпизод от начала до конца. Нет, не так. С конца до начала; фильм начинался с дорожного столкновения – реально происшедшего – и разворачивался вплоть до моего рождения с показом каждой детали.

Не стану описывать все эти подробности, Роберт. Не эту историю хочу я тебе рассказать – и она заняла бы слишком много времени. Жизнь каждого человека – это большая книга, состоящая из эпизодов. Представь все моменты своей жизни, перечисленные один за другим и подробно описанные. Получится двадцатитомная энциклопедия событий – по меньшей мере.

Теперь позволь мне вкратце описать эту череду сцен. Они не просто «промелькнули у меня перед глазами». Я был более чем зрителем; это очень скоро стало очевидно. Я остро переживал вновь каждый момент, одновременно чувствуя и понимая. Все было настолько живо, Роберт, каждая эмоция, бесконечно