— Сексуально возбуждающие?

— Иногда. Мне снилось, что я занимаюсь любовью с отвратительными существами и странными созданиями. Иногда снилось, как меня душили или убивали. Была борьба, но она тоже возбуждала. От меня буквально отрывались куски, хлестала кровь.

Я потянулся через стол и взял ее тонкие.запястья в свои руки.

— Мадлен… Ты знаешь, танк — не шутка. То, что находится там, действительно представляет большую угрозу.

Она кивнула:

— Я всегда знала это. И была уверена, что однажды встречусь с этим злом лицом к лицу… Конечно, я кажусь непоследовательной. Я старалась отговорить тебя, когда ты пошел к танку и сделал запись. Но сейчас поняла, что время— то идет…

— Ну, — сказал я, — мы думаем и говорим об одном и том же.

Она выдавила невеселую улыбку.

Позже я позвонил отцу Антуану и рассказал о том, что мы собираемся сделать. Он долго молчал на другом конце линии, а затем сказал:

— Я не могу вас отговорить от этого?

— Мадлен настаивает на этом, и я тоже.

— Скажите откровенно, сделали бы вы это, если бы не испытывали никаких чувств к Мадлен? Вы ведь делаете это для нее, сами знаете. Подумайте еще раз.

Я скользнул взглядом по замызганному полу почтового отделения в Пуан— де— Куильи, затоптанному грязными сапогами, в которых фермеры приходят получать посылки и отправлять письма. На улице тел мокрый снег, небо неотвратимо принимало темно— серый цвет.

— Когда— то все равно придется это сделать, отец Антуан. Однажды этот танк проржавеет насквозь и демон выберется наружу. Это окажется слитком неожиданным.

Священник молчал долго. Затем произнес:

— Я должен пойти с вами. Я обязательно буду там. Когда вы планируете совершить это безумие?

Я взглянул на часы:

— Около трех. До наступления темноты.

— Очень хорошо. Вы не подвезете меня на машине?

— Конечно. Спасибо вам.

Отец Антуан многозначительно промолчал.

— Не благодарите, мой друг. Я приду, чтобы защитить вас от того, кто находится внутри. Я бы не делал этого, если бы вы оставили танк в покое.

— Знаю, отец. Но мы не можем поступить иначе.

Священник ждал меня у дверей своего дома, уже одетый. На ногах у него были черные ботинки на высокой подошве, а на голове — широкополая черная шляпа. Его ряса была черной и блестящей, как крыло ворона. Экономка отца Антуана стояла позади него и недобро поглядывала на меня, вероятно удивляясь, как у меня хватило ума вытащить пожилого человека под вечер на холодную улицу. Наверно, она забыла, что внутри дома холоднее, чем снаружи. Я помог святому отцу устроиться рядом с собой и, обходя машину, как можно приветливее улыбнулся экономке. Но удостоился еще более сердитого взгляда.

Когда мы выехали с грязного серого двора, отец Антуан сказал:

— Антуанетта верит, что у нее есть права давать мне указания. Например, как носить шерстяной подрясник.

— Ну, я уверен, что Бог заботиться о вашем подряснике так же, как и обо всем остальном, — сказал я ему, включая дворники.

— Друг мой, — ответил отец Антуан, глядя на меня своими водянистыми глазами, — Бог заботиться а моей душе, а подрясник оставляет на мое собственное усмотрение.

Десять минут у нас заняло возвращение через всю деревню на ферму Пассерелей. Деревья вокруг стаяли замерзшие, увешанные сосульками, поля были засыпаны снегом. Я не заглушил мотор после того, как мы въехали во двор и развернулись. Мадлен вышла в полупальто, неся электрический фонарь и грубую сумку, полную инструментов.

Я помог ей поставить инвентарь в багажник машины. Она сказала:

— Я взяла все: ламы, молотки. Все, что ты велел.

— Отлично. Что сказал отец?

— Сказал, раз мы решили сделать это — пусть так и будет. Он такой же человек, как и все. Все хотят, чтобы танк был вскрыт, на сами сделать эта боятся.

Я взглянул на отца Антуана. Он задумчиво проговорил:

— Я думаю, так поступило бы большинство отцов. Он терпел годами. Наконец, это работа священника, и никого больше.

Я открыл заднюю дверь, чтобы впустить Мадлен, и вдруг услышал крик Элоизы с кухни. Она вышла во двор, придерживая подол своей длинной черной юбки, чтобы не запачкать его в грязи. В руках был какой— то предмет.

— Мсье, вы должны взять это!

Она подошла ближе, увидела сидящего в машине отца Антуана и почтительно склонила голову.

— Добрый день, святой отец.

Отец Антуан поднял руку в приветствии. Элоиза подошла ко мне и прошептала:

— Мсье, вы должны это взять. Отец Антуан может возражать, поэтому не показывайте ему. Это поможет вам защититься от созданий ада.

В моей руке оказалось колечко волос, которое было на модели собора в комнате Огюста Пассереля. Я сжал его и сказал:

— Что это? Не понимаю.

Элоиза с опаской взглянула в сторону священника, но тот не смотрел на нас.

— Это волосы первенца, принесенного в жертву Молоху века назад, когда дьявол угрожал людям Руана. Это подтвердит чудовищам, что мы уже заплатили им.

— Я не думаю… — начал я.

Элоиза сжала мои руки своими костлявыми пальцами:

— Неважно, что вы думаете, мсье. Просто возьмите это с собой.

Я сунул локон в карман куртки и залез в машину, ничего больше не говоря. Элоиза смотрела на меня через засыпанное снегом окно, пока я трогал с места. Она все еще стояла во дворике, когда мы выезжали из ворот на дорогу, ведущую к танку.

Танк казался еще более громоздким. Но мы знали что— то ждет нас внутри. Мы вышли из «Ситроена», взяли фонарь и инструменты. Ни один из нас не мог отвести глаз от грозной проржавевшей железяки.

Отец Антуан перешел через дорогу и достал из— под рясы большое серебряное распятие. В другой руке он держал Библию и начал читать молитвы по латыни и по— французски. Широкие поля его шляпы стали белыми, полы рясы развевались на ветру. Распятием он крестил воздух.

— Именем трех святых, о жестокий дух, изыди! Бог наш Отец, именем его заклинаю, оставь нас! Бог — сын, его именем заклинаю, придите, силы, ко мне! Именем Святого Духа, очисти это место от своего присутствия. Именем Иисуса из Назарета, кто подарил нам наши души. Именем Святой Девы Марии, подарившей нам его, именем светлых ангелов, из коих ты был изгнан. Я повелеваю тебе вернуться туда, откуда ты явился. Аминь!

Мы стояли и ждали, дрожа от холода, пока отец Антуан склонял голову. Затем он повернулся к нам и сказал:

— Можете начинать.

Взяв сумку с инструментами, я забрался на танк. Потом подал руку Мадлен, помогая ей влезть. Отец Антуан остался там, где стоял, с поднятым в одной руке распятием, а другой прижимая к себе Библию.

Я осторожно подошел к башне. Черви, которых я вчера выпустил из своего желудка, разумеется, исчезли без следа, как будто они были не более чем ужасной галлюцинацией. Я опустился на колени, открыл сумку и достал длинное стальное долото и ломик. Мадлен, тоже встав на колени рядом со мной, сказала: