заинтересованность в сближении. И частных беседах, и в ходе официальных переговоров госсекретарь не раз говорил об этом. Более того, поступавшая к Номуре по неофициальным каналам секретная информация, добытая агентурой, говорила о том, что американцы готовы пойти на определенные уступки в Китае и Индокитае, видимо, втайне рассчитывая, что Япония нанесет удар русским.

Оснований для такого предположения у руководства США было более чем достаточно. Еще в конце 1940 года служба дешифровки проникла в тайну важнейших кодов Японии, и это положило начало особо секретной операции под названием «Магия». В Токио даже не подозревали, что дипломатическая переписка не составляла большого секрета. Расшифрованные радиограммы еще не успевали лечь Номуре на стол, как о их содержании уже становилось известно в Белом доме. Готовившийся в глубочайшей тайне Генеральным штабом японских Вооруженных сил план «Кантокуэн», касавшийся нападения и оккупации советского Дальнего Востока и Сибири, стал известен в Госдепе и Пентагоне еще летом 1941 года.

Спустя несколько месяцев, в сентябре сорок первого, была раскрыта еще одна тайна, вызвавшая в Белом доме переполох. Под напором воинственного министра Тодзио в Токио вызревал совершенно иной план – японский «самурай» пока не собирался бороться с русским «медведем», намереваясь совершить бросок в другом направлении – на юг, к нефтепромыслам британских, голландских и американских компаний. Такой поворот событий никак не устраивал Вашингтон, и потому, стараясь отвести от себя удар, в Белом доме были кровно заинтересованы в том, чтобы план «Кантокуэн» не остался на бумаге.

В еще большей степени в исполнении этого плана были заинтересованы в Берлине. После провала блицкрига под Москвой Гитлер не оставлял императора Хирохито в покое и торопил с началом военного выступления против большевиков. Деятельный и неугомонный посол Ойген Отт бомбардировал премьера – принца Каноэ, а затем и сменившего его генерала Тодзио личными посланиями фюрера с просьбами о немедленном начале войны против Советов и захвате стратегических центров Владивостока и Хабаровска.

Но в Токио не спешили на помощь союзнику, попавшему в тяжелое положение. Японский посол в Берлине генерал Хироси Осима и министр иностранных дел Сигенори Того отделывались туманными обещаниями начать военные действия против СССР сразу же после полного развертывания и отмобилизации частей Квантунской армии. Задержку они объясняли ссылками на нехватку горючего, которая возникла после введения США эмбарго на поставки нефти. Одновременно в глубочайшей тайне не только от союзников – Германии и Италии, – но и большинства собственных генералов по указанию премьера Тодзио в двадцатых числах октября особая группа офицеров Генштаба приступила к срочной подготовке плана нанесения ударов по военно-морским базам США и Великобритании на Тихом океане. При разработке этого плана соблюдались особые меры предосторожности. Завеса секретности была настолько плотной, что за нее не смогла проникнуть даже всесильная «Магия».

Поскольку об этих планах ничего не подозревали в Берлине, поведение Осимы выводило из себя Риббентропа. Время работало против Германии. Гитлер рвал и метал, невиданное упорство русских вкупе с их морозами убивали надежду на скорый захват столицы большевиков и победоносное завершение военной кампании на востоке. В своем стремлении любыми путями втянуть Японию в войну против Советов он был готов согласиться на заключение германо-японского договора, направленного против США.

Осима, 18 ноября приглашенный на прием в МИД, встретил это предложение с плохо скрываемой радостью. Но он ни словом не обмолвился о том, что решение о начале войны с Америкой уже принято военным кабинетом Тодзио. С типично восточными церемониями он заверил Риббентропа в том, что правительство Японии предпринимает все от него зависящее, дабы помочь своему союзнику и другу Германии. Но дальше слов дело не пошло.

В это же самое время подгоняемый истеричными угрозами из Берлина Отт исхитрился через свои связи в Министерстве иностранных дел и среди генералитета Генштаба пронюхать, что японцы ведут двойную игру. 23 ноября он телеграфировал Риббентропу, что неверный союзник готовится двинуться не на север, а на юг с намерением оккупировать Малайю и захватить голландские нефтеносные районы на Борнео. Но это была только одна часть правды, до другой, несмотря на все старания, немецкому послу так и не удалось докопаться.

После доклада Отта в Берлине пришли в бешенство. Разъяренный Гитлер тут же вызвал на ковер Риббентропа и устроил ему дикий разнос. Тот, накрученный фюрером, немедленно затребовал к себе Осиму. Японскому послу в тот злополучный день так и не удалось побывать на Моцартовском фестивале – пришлось срочно покинуть Австрию, чтобы возвратиться в Берлин. Разговор с Риббентропом затянулся до утра и напоминал перетягивание каната, но по сути уже ничего не решал. Русские смешали все карты в Большой игре. Контрнаступление войск Красной армии под командованием Георгия Жукова опрокинуло все тайные планы главных игроков великой драмы двадцатого столетия – Рузвельта, Черчилля, Гитлера и Хирохито…

Порыв ветра распахнул окно, тяжелые шторы вздулись пузырями, струя холодного воздуха прошлась по кабинету, смела со стола шифрованную радиограмму из Токио, нырнула в камин и с разбойничьим посвистом вылетела в трубу.

Номура очнулся. Тяжело ступая, он прошел к окну, закрыл его, подобрал с пола листы шифровки и, зябко поеживаясь, возвратился к камину. Зола, поднятая ветром, улеглась, тревожно загудевшее пламя сникло. Трепетные язычки проворно лизали сухие поленья, поигрывая бликами на мраморной облицовке.

Посол смотрел на огонь потухшими глазами. Непомерные амбиции императора, раздуваемые премьером, уничтожили все его труды, направленные на сохранение мира. Того самого мира, до которого, как ему казалось, оставалось сделать всего один шаг. Чего это стоило, знали только он сам и предыдущий министр иностранных дел Ёсукэ Мацуока.

Направляя Номуру послом в Вашингтон, тот рассчитывал, что его отношения с Рузвельтом, сложившиеся еще в Первую мировую войну, когда Номура был военно-морским атташе в Вашингтоне, не только позволят разморозить японо-американские отношения, но и обеспечат бесперебойные поставки нефти и стали, в которых так нуждалась набиравшая обороты оборонная промышленность Японии. Первая же встреча с госсекретарем Корделлом Хэллом породила определенные надежды, казалось, что наконец забрезжил свет в конце туннеля.

Уже к концу марта 1941 года полным ходом шли интенсивные конфиденциальные переговоры, но жаждущие крови генералы надавили на премьера Коноэ, и тот потребовал от него невозможного: добиться от Рузвельта признания права Японии на весь Индокитай. При всем желании ему не удалось прыгнуть выше головы, попытки предпринять что-то оставались гласом вопиющего в пустыне. Тем временем начальник Генштаба Сугияма и начальник Главного морского штаба Нагано, не дождавшись результатов переговоров с Хэллом, бросили на чашу весов всю мощь японской армии и флота, и каток войны покатился дальше, на юг Индокитая.

Такое вероломство взорвало Хэлла, и он пригрозил перекрыть все «американские краны», подпитывавшие японскую экономику. Этим тут же воспользовались немцы. Ойген Отт с утра и до ночи обивал пороги МИД и Генштаба. Подстегиваемый Гитлером, он торопил с началом наступления на Дальний Восток. Но Коноэ и Мацуока, раздираемые генералитетом на части (Сугияма тащил на север, Нагано – на юг), вынуждены были до поры до времени, образно выражаясь, раскачивать маятник.

А Номура в это время лез из кожи вон, чтобы найти компромисс и восстановить былые отношения с Хэллом. Но Хэлл продолжал занимать жесткую позицию, требуя немедленного вывода японских войск с захваченных территорий. Перелом в лучшую сторону наступил в середине августа, после того как Коноэ предложил провести личную встречу с Рузвельтом в Гонолулу. Хэлл отреагировал положительно, и с сентября переговоры возобновились с прежней силой.

Но злой рок снова подстерегал японского посла. Под давлением сил, жаждущих войны, 16 октября правительство Коноэ пало, и на смену ему пришел кабинет во главе с Хидэки Тодзио, который также сохранил за собой и пост военного министра. Тодзио был полон решимости начать войну против США. И уже 5 ноября на императорской конференции под его давлением был принят план военных действий против американцев. Первые удары предполагалось нанести по военно-морским базам на Тихом океане.

Хэлл словно почувствовал грозящую опасность и стал вести себя крайне настороженно. Переговоры теперь напоминали бег на месте, из них ушел дух взаимопонимания, и Номуре понадобилось недюжинное актерское мастерство, чтобы хоть как-то сохранить отношения с госсекретарем. После встреч в Госдепе он