спрятаться от дождя под козырек над входом и вряд ли обратил внимание на странную суету у такси.
Налетчики действовали слаженно и молниеносно. Не успели за ними захлопнуться дверцы, как «форд», чихнув выхлопными газами, сорвался с места и, набирая скорость, помчался в сторону пристани.
Дуло пистолета, упиравшееся в бок Воронцова, сняло с него хмель как рукой. Он попытался пошевельнуться, но тут же похолодел от грозного рыка:
– А ну, тихо! Цацкаться не будем!
Проворные пальцы сноровисто обшарили его с головы до ног. Кошелек с деньгами и браунинг перекочевали в чужой карман. Но и с ним он вряд ли что мог поделать. Тертый калач Воронцов понял, что это не просто бандитский налет.
«Японская контрразведка? – лихорадочно соображал он. – Чушь! Зачем было давать ему явки четырех агентов во Владивостоке и Находке? Мясники из охранных отрядов „Российского фашистского союза“? Вполне! Таксист русский… Какой, к черту, таксист! Он с ними заодно, везет и не спрашивает. Но зачем я им? Контрразведка атамана Семенова? Но она ходят под японцами. А может… Агенты НКВД!» – обожгла догадка, и сердце покатилось куда-то вниз.
А «форд», повизгивая тормозами на поворотах, продолжал выписывать замысловатые круги по Харбину. Запахи хуашэна – жаренного на сковороде арахиса и печенной на каштановых углях свинины, проникавшие в кабину, говорили о том, что они проезжают китайский квартал. Затем тихое шуршание шин сменилось дробным грохотом по брусчатке, а могучий бас главного колокола Свято-Николаевского собора развеял последние сомнения: машина въехала в Новый город, туда, где по-прежнему проживала большая часть русских и находилось советское генеральное консульство.
Прошло еще несколько минут, «форд» плавно сбросил скорость и вскоре остановился. В наступившей тишине послышался лязг металла, затем пронзительно скрипнули петли на воротах.
– Давай въезжай, – послышался чей-то голос во дворе.
Тихая русская речь подтвердила самые худшие предположения Воронцова: он оказался в лапах НКВД! Его бесцеремонно вытолкнули из машины и волоком потащили куда-то вверх. Первое, что он увидел, когда пыльный мешок был наконец сдернут с его головы, – это портреты советских вождей. С одного злорадно таращился всесильный нарком НКВД Лаврентий Берия, а с другого – сам большевистский вождь Иосиф Сталин. Под портретами за двухтумбовым столом, покрытым зеленым сукном, по-хозяйски развалясь в кресле, сидел затянутый портупеями крепыш. Голубые петлицы на вороте гимнастерки и говорящий шеврон со щитом и мечом на рукаве невольно заставили Сержа поежиться. Расстегнутая кобура, из которой торчала рукоять пистолета, и двое громил у двери не оставляли сомнений в том, чем все это закончится.
Крепыш энкавэдэшник с ожесточением раздавил о край пепельницы недокуренную папиросину «Беломорканал», прошелся большими пальцами под ремнями портупеи и, расправив складки гимнастерки, злорадно процедил:
– Ну что, японский выкормыш, добегался?
Ослепленный ярким светом настольной лампы, направленным в лицо, Воронцов не поплыл и не сломался. Внезапно в нем проснулась жгучая ненависть к большевикам, которые лишили его всего – поместья во Владимирской губернии, блестящей военной карьеры, будущего, наконец! Вместо этого он оказался на японской помойке, ну так и чего ему теперь бояться?
Серж побледнел и с вызовом ответил:
– Я, русский офицер, ни у кого в холуях не ходил и ходить не буду!
– Не ходил, говоришь? – с полуоборота завелся крепыш и, схватив лежащий перед ним кошелек, потряс им в воздухе.
На стол, будто опавшие листья, посыпались доллары, врученные перед встречей в ресторане «Ямато» шефом Воронцова капитаном Кокисаном. Волосатая пятерня жестко сгребла их, и бумажный комок полетел в лицо Сержа.
– Ах ты, сука! В ваше благородие решил сыграть! Сейчас поиграем! Ты у меня кровавыми соплями умоешься!
Воронцов не выдержал и взорвался:
– У… Ненавижу! Краснопузая сволочь! Мало я вас, сук, реза…
Удар кулака заставил его захлебнуться в собственной крови. В следующую секунду тугая петля сдавила запястья, дикая боль пронзила плечи, и Серж, судорожно трепыхнувшись всем телом, низко завис над полом. Кабинет был подготовлен под пытку. Для особо несговорчивых в потолок был вделан крюк. Энкавэдэшники накинулись на него и принялись хлестать резиновыми шлангами по ногам, спине и животу. Серж продолжал материть своих мучителей, но силы быстро покинули его. Как сквозь вату, до него донеслось:
– Хорош! А то сдохнет!
Веревка скользнула по крюку, и тело Сержа тряпичной куклой распласталось на полу. Очнулся он от резкого запаха нашатыря, а вместе с сознанием к нему снова вернулась боль, сконцентрировавшаяся под левой лопаткой.
– Давно работаешь на узкоглазых? Тебя вербовал Кокисан? Кто твой резидент? – сыпался на него град вопросов. – Кто обеспечивает проводку через границу? Говори, сука, кто?!
Кокисан… Он сказал «Кокисан»… Эта поразительная осведомленность повергла Сержа в ужас. Они знали все! Да, но откуда? Впрочем, он не находил ей объяснений, да собственно это уже не имело никакого значения. В его положении не оставалось иного выхода, как покончить одним разом и с пытками, и с жизнью. Собравшись с силами, Воронцов плюнул в ненавистную рожу кровавой слюной. Энкавэдэшник взбеленился, удар сапогом отбросил Сержа к стене, и пытки продолжились. Желанная смерть не приходила – вместо нее одна только жгучая боль.
Под воздействием холодной воды и нашатырного спирта он время от времени приходил в сознание. В один из таких моментов ему показалось, что он слышит голос Кокисана. Серж с трудом разлепил налившиеся свинцом веки и среди энкавэдэшников действительно увидел своего шефа. Нет, не может быть… Серж тряхнул головой, но Кокисан никуда не пропал. Серый костюм в клеточку, знакомая заколка в виде дракона на галстуке, шрам на подбородке – все совпадало до мельчайших подробностей: перед ним стоял живой, из плоти и крови, Кокисан.
Разжав запекшиеся от крови губы, Серж попытался что-то сказать, но его никто не услышал.
– Болваны тупоголовые! Скоты! Чего стоите, еще воды! – взревел Кокисан.
Это подействовало Мнимый энкавэдэшник трясущимися руками схватился за графин и принялся наливать воду в стакан. Кокисан вырвал стакан из его рук, приподнял голову Воронцова и попытался его напоить. Тот, давясь и расплескивая воду, жадными глотками опустошил стакан до дна и без сил распластался на полу. Какое-то время в кабинете стояла мертвая тишина. Серж понял, что ему устроили проверку, и готов был растерзать на куски своего шефа.
– Как вы себя чувствуете, Серж? – пряча глаза, спросил Кокисан.
Воронцов ожег его таким взглядом, что японец невольно поежился и выдавил из себя:
– Извините, Серж, но обстоятельства оказались выше нас и…
– Какие… еще об… обстоятельства?
– Вы знали Вадима Шувалова? – прозвучал вопрос.
– Ротмистра?
– Да! И что?
– Он агент НКВД!
– А… – У Сержа не нашлось слов.
– Он дал показания на вас.
– Что?! – забыв о боли, Серж вскочил.
– Да, да! Он сообщил, что вы состояли в шпионской сети красных.
– Я… А… Вы сумасшедший, капитан!
Кокисан распорядился:
– Егоров, пусть приведут Шувалова!
Затянутый портупеями крепыш суетливо выскочил за дверь, а вместе с ним и его гориллы. Оставшись наедине, Воронцов и Кокисан еще долго сверлили друг друга взглядами. Потом Серж и с ожесточением сказал: