– Сперва?

– Если вспомнить, что он ел и пил за ужином, сэр, и как потом разнервничался, и сколько раз все это уже случалось раньше… Ведь доктор Уитерс давно его предупреждал, сэр.

– Ну а потом сомнения появились? После похорон? В последние дни?

– Даже не могу сказать, сэр. У нас тут пропала одна вещь, так меня уже столько расспрашивали – и миссис Полина, и миссис Миллеман, и мисс Дездемона, – да и вся прислуга у нас разволновалась… Голова кругом идет, сэр, не знаю, что и сказать.

– Вы говорите про банку с крысиным ядом? Это она пропала?

– Да, сэр. Но, как я понял, уже нашли.

– И теперь хотят разобраться, открывали ее до того, как она пропала, или нет? Правильно?

– Да, сэр, я так понимаю. Правда, мы с крысами воюем уже лет десять, а то и больше. У нас две банки было, мы их в кладовке держали, сэр, в той, куда с улицы вход. Одну банку открывали, всю полностью потратили и выкинули. Это я точно знаю. А про ту, что нашлась, ничего сказать не могу. Миссис Миллеман помнит, что видела ее в кладовке год назад и что она была не начатая, а миссис Буливент, наша кухарка, говорит, что вроде с тех пор ее пару раз открывали и, значит, она должна быть неполная, но миссис Миллеман так не думает – вот все, что могу сказать, сэр.

– А вы не помните, в комнате у мисс Оринкорт когда-нибудь травили крыс?

Баркер неприязненно нахохлился.

– Насколько мне известно, сэр, никогда.

– Там что, крыс нет?

– Почему же, есть. Дама, о которой вы говорите, жаловалась горничной, та поставила там мышеловки и нескольких поймала. Как я слышал, эта дама не хотела, чтобы в комнате сыпали отраву, и потому ядом там не пользовались.

– Понятно. А сейчас, Баркер, если можете, расскажите подробно, как выглядела эта комната, когда вы вошли сюда утром в день смерти сэра Генри.

Старческая рука поползла ко рту и прикрыла задрожавшие губы. Тусклые глаза заволоклись слезами.

– Я знаю, вам это тяжело, – сказал Родерик. – Вы уж меня простите. Сядьте. Нет-нет, пожалуйста, сядьте.

Наклонившись вперед, Баркер сел в единственное в комнате кресло.

– Я уверен, вы сами хотели бы устранить любые опасные заблуждения.

Казалось, Баркер борется с собой: профессиональная сдержанность не позволяла ему поделиться личным горем. Но наконец с неожиданной словоохотливостью он выдал классический ответ:

– Уж больно не хочется, сэр, чтобы такую семью в какой-нибудь скандал впутали. В этом доме еще мой отец дворецким служил, у прежнего баронета, у троюродного брата сэра Генри – его сэр Уильям Анкред звали, – да я и сам при нем начинал: сперва на кухне ножи чистил, а потом меня в лакеи поставили. Сэр Уильям, он был джентльмен, он с актерами не знался, сэр. Для него это был бы тяжелый удар.

– Вы имеете в виду то, как умер сэр Генри?

– Я имею в виду, – Баркер поджал дрожавшие губы, – я имею в виду то, как в последнее время все в доме изменилось.

– Вы говорите о мисс Оринкорт?

– Тю! – произнес Баркер, убедительно доказав, что служит Анкредам всю жизнь.

– Послушайте, – неожиданно сказал Родерик, – а вам известно, что подозревают ваши хозяева?

Старик долго молчал.

– Не хочу я об этом думать, сэр, – прошептал он. – Прислуга много о чем сплетничает, но я сплетни не одобряю и сам в них не участвую.

– Хорошо. Тогда, может быть, расскажете про комнату?

Но из его рассказа Родерик почерпнул мало нового. Да, было темно, сэр Генри лежал на кровати скрючившись, «будто пытался сползти на пол», – боязливо добавил Баркер; в комнате отвратительно пахло, вещи валялись в беспорядке, шнур звонка был оборван.

– А где была кнопка? – спросил Родерик. – Сам наконечник?

– У него в руке, сэр. Он сжимал его в кулаке. Мы сперва не нашли.

– Вы его сохранили?

– Лежит здесь в туалетном столике, сэр. Я сам его туда положил, собирался потом починить.

– Вы его не развинчивали, не осматривали?

– Нет, сэр. Просто убрал в стол, а звонок отключил от сети.

– Прекрасно. Теперь поговорим о том, что было вечером, когда сэр Генри ложился спать. Вы его тогда видели?

– Да, сэр, конечно. Как обычно. Он вызвал меня звонком уже в первом часу ночи, и я сразу сюда поднялся. Я ведь был у него заместо камердинера. Прежний камердинер давно уволился.

– Он вызвал вас тем звонком, который в комнате?